Встречаются в литературе явления непостижимые, художники, у которых за внешней безыскусностью скрывается невероятная глубинная сила. Именно к таким, очень редким художникам слова относится Андрей Платонов.
Нобелевский лауреат поэт Иосиф Бродский назвал его одним из самых замечательных писателей XX века (в одном ряду с Прустом, Кафкой, Фолкнером и Беккетом). Александр Солженицын выразил свое восхищение Платоновым, сказав, что взял бы в длительное путешествие одну-единственную книгу — его «Котлован».
Он всегда был гоним советской властью и обездолен. И всегда оставался в душе истинным коммунистом, свято верившим в светлое будущее человечества и искавшим в своем творчестве «счастья для всех людей». При этом его произведения неосознанно разоблачали всю бесчеловечность большевистского эксперимента по строительству «нового мира».
Жизнь Андрея Платоновича Климентова, которого читатель узнал под фамилией Платонов, была недолгой, тягостной и одинокой, а всемирное признание пришло к нему уже после смерти. Он родился 28 августа 1899 года (хотя день его рождения традиционно принято отмечать 1 сентября), а фамилию сменил в 20-х годах, образовав ее из имени отца, Платона Фирсовича Климентова, слесаря железнодорожных мастерских в Ямской слободе Воронежа.
Память сурового, полного взрослых забот детства писателя отразилась в одном из первых его рассказов «Семен» (1927), герой которого, трогательный семилетний парнишка, целыми днями нянчит младших братьев и сестру. Учиться Андрюшу отдали в церковно-приходскую школу, а затем в городское училище. Работать, чтобы поддержать семью, он начал в 13 лет. Работал помощником машиниста, литейщиком, электротехником. «У нас семья была … 10 человек, а я старший сын — один работник, кроме отца… Жизнь сразу превратила меня из ребенка во взрослого человека, лишая юности», — напишет Платонов позднее.
В октябре 1918-го года Андрей поступил на физико-математический факультет Воронежского университета, но вскоре попросился о переводе на историко-филологический факультет, слушателем которого являлся до мая следующего года, а потом перешел в только что открывшийся железнодорожный политехникум на электротехническое отделение, окончив его в 1921 году.
Удивительно, что пожар Гражданской войны не помешал будущему писателю получить столь разнообразное образование. Причем осенью 1919-го, когда Воронеж был временно захвачен деникинскими войсками, ему еще удалось поработать корреспондентом газеты «Известия Совета обороны Воронежского укрепрайона».
К разгару Гражданской войны относятся и первые стихотворные публикации Андрея Платонова в городском литературном двухнедельнике «Тени» и журнале «Юный пролетарий». Он рассылал стихи, рассказы, эссе в местные и центральные издания и к 20-му году начал уже активно печататься. Газеты и журналы заказывали ему также политические передовицы, рецензии, статьи.
В том же 20-м Платонов стал слушателем совпартшколы, выступал в дискуссиях Коммунистического союза журналистов. Его приняли кандидатом в члены РКП(б). Такая позиция начинающего писателя вполне объяснима. Детство и отрочество Платонова совпали с Первой мировой войной, а юность — с революцией и Гражданской войной. Революцию Платонов воспринял как начало новой мировой эры торжества правды и справедливости, несущую счастье для всех и каждого. Пройдет всего несколько лет, и у писателя откроются глаза на ее истинную суть. Пока же в водовороте событий он искал себя, свой путь.
Круг интересов Платонова тех лет необычайно широк: политика и вопросы современной науки, классическая и новейшая эстетика, изобретательство, оригинальная философия общего дела Николая Федорова и религиозная философия Виктора Розанова, марксизм, романы Достоевского и нарождающаяся так называемая пролетарская литература…
Друг молодости так описывает Платонова воронежского периода: «Андрей был среднего роста и крепкого сложения, с широким русским лицом и пытливыми глазами, в которых словно затаилась какая-то глубокая печаль. Он ходил в серых полусуконных брюках навыпуск и в такой же рубашке с поясом, а в жаркие дни — в рубашке холстинковой или ситцевой».
В истории создания Воронежской организации Всероссийской ассоциации пролетарских писателей Платонов сыграл очень заметную роль. В октябре 20-го он впервые побывал в Москве делегатом съезда ВАПП, и на вопрос анкеты: «Каким литературным направлениям сочувствуете или принадлежите?» — ответил: «Никаким, имею свое».
Первой книгой Андрея Платонова стал сборник очерков «Электрификация» (1921). За ним последовал сборник стихов «Голубая глубина», получивший одобрительную оценку Брюсова. Однако в условиях послевоенной разрухи и крестьянского голода, усугубленного страшной засухой 1921 года, Платонов, «будучи техником», как он писал в автобиографии, посчитал себя не вправе «заниматься созерцательным делом — литературой».
Осенью 1921 года в ходе партийной чистки писатель был исключен из кандидатов в члены РКП(б) как «шаткий и неустойчивый элемент» за недостаточно активное посещение занятий партячейки Губсовпартшколы. Больше попыток вступить в партию он не предпринимал, а вскоре это оказалось и невозможным по причине его очевидного диссидентства, которого Андрей Платонович, принадлежа к «самому революционному классу — пролетариату», тем не менее, за собой не признавал.
С 22-го по 26-й год Платонов работал в Воронежском губернском земельном отделе, занимаясь мелиорацией и электрификацией сельского хозяйства. В феврале 1926-го на Всероссийском съезде мелиораторов был избран в ЦК Союза сельского хозяйства и лесных работ, а в июне переехал вместе с женой Марией Александровной и сыном Платоном в Москву. Надолго обосноваться в столице ему не пришлось, Наркозем назначил его заведующим отделом мелиорации Тамбовской губернии. Оставив семью в Москве, писатель отбыл в Тамбов. Образ этого «обывательского» города показан им в сатирической повести «Город Градов» («Записки командированного»), обличающей советскую бюрократию. Вскоре Андрей Платонович вернулся в Москву, оставил работу в Наркоземе и профессионально занялся литературой. Художник все же победил в нем инженера.
Поначалу писательская судьба Платонова складывалась вполне удачно. Его заметила критика, поддержал Горький, которому пришлись по душе как раз сатирические вещи молодого автора. «В психике вашей, как я воспринимаю ее, есть сродство с Гоголем, — наставлял он. — Поэтому попробуйте себя на комедии, а не на драме. Драму оставьте для личного удовольствия». Начинающий писатель все же не стал полностью следовать совету классика.
В 1927 году вышла в свет его знаменитая повесть «Епифанские шлюзы», давшая название сборнику рассказов. В этой символической повести с ее экспрессивно-метафорическим языком возникает потрясающий трагизмом и жестокостью образ новой большевистской России, где догматизм подменил свободу мысли, и где обречены любые рациональные начинания. Тогда же Платонов окончательно расстался со своими ранними социально-утопическими воззрениями. В сатирическом памфлете «Антисексус» он высмеивает популярную одно время идею отказа от плотской любви в пользу общественной деятельности, а заодно — и документально- монтажную литературу «левых».
К концу 20-х годов в прозе писателя появляются одинокие изобретатели, странники, раздумчивые чудаки. Вокруг них складывается удивительная языковая фактура, основанная на поэтических приемах и выявляющая первичное значение слова. Все это нашло выражение в одном из ранних платоновских шедевров — повести «Сокровенный человек» (1928), которая рассказывает о приключениях «размышляющего пролетария» в годы Гражданской войны. Здесь грань между внутренним миром человека и внешней средой как бы стирается, понятия о вещах и сами вещи сближаются, а смысл жизни проявляется на пороге ее исчезновения. «Многоуровневый» человек закрепляется в прозе Платонова, символизируя нерасторжимое единство личности и извечных проблем бытия.
Почти не соприкасаясь с собратьями по перу, обособляясь от текущего литературного процесса, Андрей Платонов жил в своих вопросах и сомнениях. Он искал истину вместе со своими героями и своим временем. На рубеже 30-х годов этот писатель совершал то необходимое переосмысление идеологии и практики советского строя, к которому мы пришли спустя многие десятилетия. Вот почему его произведения и сегодня действуют неотразимо. И вот почему после выхода в разных издательствах и ведущих литературных журналах его трудно воспринимаемых, но получивших широкую известность повестей фортуна неожиданно повернулась к нему спиной.
В конце 1929 года Платонов впервые подвергся «идеологической порке» за публикацию написанного совместно с Борисом Пильняком очерка «Че-Че-О», а в 1931 году — и за собственный рассказ «Усомнившийся Макар». Рассказ был напечатан в журнале «Октябрь». Главный редактор Александр Фадеев сразу же публично покаялся, назвав рассказ «идеологически невыдержанным и анархистским», за что, мол, ему «поделом попало от Сталина».
В том же году в журнале «Красная новь» вышла повесть-хроника «Впрок», показывавшая коллективизацию как трагедию. Она удостоилась разгромного послесловия Фадеева и гневного письма в редакцию «вождя народов», который на полях повести начертал: «Талантливый писатель, но сволочь!» Дальнейшая публикация большинства платоновских произведений стала невозможной. Издательства, одно за другим, начали отказываться от них. С разгромной рецензией М. Горького запретили к печати роман «Чевенгур», который Платонов писал четыре года и который впервые был опубликован во Франции в 1972 году, а в СССР — лишь на исходе перестройки. «Чевенгур» не только самое большое по объему произведение писателя, но и важнейшая веха на его творческом пути. Это роман странствий и поисков земного рая (чего искал и сам автор). Действительность предстает в «Чевенгуре» в виде гротеска, и это определило его сюрреалистический стиль. Герои романа ощущают в этом обезбоженном мире свое сиротство, разъединенность с «душой мира», которая воплощается для них в абстрактных бесплотных образах. Революционеру Коленкину она, например, видится в неведомой ему Розе Люксембург, портрет которой он вместо иконы зашивает в шапку. Пытаясь постичь тайны жизни и смерти, люди строят социализм в уездном городе Чевенгуре, утопическом месте, где чекисты убивают буржуев и полубуржуев, а пролетарии питаются «пищевыми остатками буржуазии». Писатель доводит в романе до абсурда идеи коммунистического переустройства жизни, владевшие им в молодости. По словам одного из персонажей, «большевик должен иметь пустое сердце, чтобы туда все могло поместиться». В финале романа главный герой Александр Дванов погибает добровольно, в надежде постичь тайну смерти, понимая, что тайна жизни не поддается разгадке теми способами, которыми пытаются ее преобразовать.
Несбыточное переустройство жизни на коммунистический лад является центральной темой и в созданной в те же годы повести «Котлован». Она также оказалась под запретом и увидела свет только в 1969 году в ФРГ, а на родине писателя — в 1987 году. Действие повести разворачивается во время первой пятилетки. Самоотверженные герои произведения истово роют котлован под фундамент «Общепролетарского дома», символа коммунистической утопии, который вызывает ассоциации с библейской притчей о бессмысленном строительстве Вавилонской башни. Котлован в повести Платонова оказался еще и могилой для девочки Насти, олицетворяющей будущее России. Эта повесть — подвиг писателя и одно из высших достижений русской литературы. В причудливую, «первобытную» ткань прозы Платонова органично вплетены здесь сокровенные размышления об исторических судьбах России и ее сыновей, о вечных вопросах бытия: в чем и в ком заключена истина, что есть жизнь, каковы возможности преобразования русской действительности.
В 1934 году Платонов был включен в состав писательской бригады, отправлявшейся в творческую командировку в Туркмению. Туда Платонова как инженера-мелиоратора направила еще и Академия наук СССР в составе комплексной экспедиции по изучению промышленного потенциала среднеазиатской республики. Из Туркмении писатель привез опубликованный в том же году рассказ «Такыр» и наброски к новым произведениям. Но положение его практически не изменилось. За «возвращением» Платонова в литературу тщательно присматривали, о чем свидетельствуют агентурные донесения в ОГПУ, а на I Cъезде советских писателей в августе 34-го имя это даже не упоминалось… Продолжались ожесточенные нападки на Платонова в печати.
Он же продолжал писать «мирные» и «смиренные» новеллы о труде, любви, страстях и страданиях маленького человека дореволюционной и современной России — «Семен, «Бессмертие», «Ольга», «Фро», «Третий сын», «Среди животных и растений», «Река Потудань», давшая название книге рассказов, которая чудом вышла ограниченным тиражом в зловещем 37-м. Трагической иронией отзывается сегодня заглавие задуманного им тогда романа «Путешествие из Ленинграда в Москву в 1937 году». Его писатель хотел осуществить по примеру Радищева на перекладных. Увы. Литературная критика уже взяла под прицел «Реку Потудань» и редкие журнальные статьи политически неблагонадежного писателя. «Религиозное душеустройство» — вот диагноз, поставленный Платонову в развернувшейся на страницах периодики дискуссии о его творчестве.
В апреле 1938-го года в результате навета был арестован и осужден по 58-й «политической» статье 16-летний сын писателя Платон, освобожденный благодаря содействию Шолохова в октябре 40-го. Из заключения он вернулся совершенно больным и в 1943 году умер от туберкулеза. Горький опыт разделенности с сыном Платонов отразил в пьесе «Голос отца», посвященной мистической связи поколений. К этой трагической теме он обращался и в литературно-критических статьях, в рассказах о детях и для детей, относящихся к периоду 1938-1940 годов. Они проникнуты теплом и светом. Не грандиозными стройками, как в «Котловане» и «Ювенальном море», а сохранением доброты.
И в это же время достигла апогея кампания критических погромов журнальной публицистики писателя. В ЦК партии пошел донос, и издание его книги статей «Размышления читателя» было остановлено.
С первых дней войны Андрей Платонович добивался отправки на фронт. Наконец в начале 1942-го года из Уфы, где он находился в эвакуации, его направили на фронт корреспондентом «Красной звезды». Фронтовым публикациям Платонова был дан ход. «…У меня получается нечто вроде реквиема в прозе, — сообщал он в одном из первых писем с фронта жене. — …Мне кажется, что мне кое-что удается, потому что мною руководит воодушевление их подвигом». Рассказы и корреспонденции А. Платонова военных лет стали действительно «реквиемом в прозе». Это была проза большой русской литературы, выдержавшая испытание временем.
В годы Великой Отечественной вышли четыре книги фронтовой прозы писателя — «Одухотворенные люди», «Рассказы о Родине», «Броня» и «В сторону заката солнца». Выход их сопровождался привычными Платонову трудностями. Рассказы отклонялись, беспощадно правились, публикация каждой книги сопровождалась разгромными внутри издательскими рецензиями. Неприемлемым казалось почти все: «светоносный» стиль и обращение к языку житий и апокрифов, сквозная авторская идея, что русский солдат одолеет врага исключительно силой своего терпения и страдания, мечта солдат о совершении после Победы подвига любви и мирной жизни.
Андрей Платонович вернулся с фронта тяжело больным после перенесенной контузии, к тому же заразился туберкулезом от сына, за которым трогательно ухаживал. Но он продолжал писать с верой в перелом своей трагической литературной судьбы. Надежде не суждено было сбыться. В 1943-м у Платонова родилась дочь Маша, а на следующий год цензура зарубила книгу «О живых и мертвых». (Константин Симонов впоследствии позаимствует это название для своего романа.) В 1946-м та же участь постигла книгу «Вся жизнь». В послевоенные годы из редакций издательств и журналов без объяснений возвращались рукописи платоновских вещей.
Правда, в 45-м повезло замечательному рассказу «Семья Иванова» («Возвращение»), напечатанному в «Новом мире». Один из шедевров малой русской прозы о возвращении солдата-фронтовика домой, поддержанный классиком советской литературы Константином Фединым, два года спустя был окрещен критиком К. Ермиловым «клеветническим рассказом», а Фадеев обозвал его «грязноватым рассказцем». Круг в очередной раз замкнулся. Выдающийся писатель перебивался мелкими разовыми публикациями в «Огоньке» и в «Дружных ребятах», пробовал сочинять киносценарии.
Самым крупным проектом, над которым Платонов трудился с 1946 года до последних дней жизни, было издание русского эпоса, имевшее, по его признанию в письме к Шолохову, «общенациональное значение». В 1947 году в обработке Платонова вышел сборник башкирских сказок, а в 1950-м, незадолго до смерти писателя, — книга русских сказок «Волшебное кольцо» под общей редакцией М. Шолохова.
Для себя же, в стол, он сочинял в последние годы пьесу «Ноев ковчег» («Каиново отродье»). Пьеса осталась незавершенной. Написанный в 30-е годы роман «Счастливая Москва» был обнаружен только в 90-е годы.
Известный советский писатель Юрий Нагибин, с отчимом которого, литератором Рыкачевым, Андрей Платонович близко общался, писал: «С ним было всегда гипнотически интересно. Он прекрасно знал все, что делается в мире литературы, в мире искусства, в мире точных наук… Я слушал его с открытым ртом… Его нельзя было обескуражить каким-то именем или теорией, новым учением или модным течением в живописи. Он знал все на свете! И все это, как у большинства настоящих людей, было золотыми плодами самообразования». Таким Платонов оставался до конца жизни, несмотря на все выпавшие на его долю горести и тяготы.
Голод и разруха первых послевоенных лет усугубили нужду семьи Андрея Платоновича, перелагавшего за гроши народные сказки. Негласно ему материально помогали Шолохов и Фадеев. Последний оправдывался в нападках на «Усомнившегося Макара» и «Семью Иванова», ссылаясь на свое служебное положение. (Точно так же он оправдывался в 40-м году перед женой Булгакова, когда тайком навещал умирающего в бедности мастера и передавал Елене Сергеевне крупные суммы денег.) Что ни говори, а истинную цену таланту обоих художников глава Союза писателей знал хорошо. Его стараниями бездомный Платонов получил с семьей две комнатки во флигеле Литературного института им. А.М. Горького на Тверском бульваре. Рядом по коридору жил с женой Мандельштам. Однажды кто-то из собратьев по перу увидел, как Андрей Платонович убирает лопатой снег у себя под окнами, и пустил «в народ» стойкую легенду, что Платонов работает дворником. Впрочем, дворником ему, возможно, жилось бы легче.
В тот последний период жизни с ним познакомился Виктор Некрасов, автор одного из лучших, если не лучшего романа о войне «В окопах Сталинграда». В своих воспоминаниях об их встречах он с удивлением отмечал, что, подобно банковскому кассиру О’Генри, Платонов оказался совершенно не похож на «настоящего», в его тогдашнем представлении, писателя. Печальные глаза, тихий, какой-то грустный голос. «В жизни он был просто человеком — умным, серьезным, немного ироничным, человеком, ничем не отличающимся от умного, серьезного и т.д. инженера, врача или капитана дальнего плавания, с которыми просто приятно и интересно общаться, приятно быть вместе».
Когда они вышли погулять на бульвар и подошли к памятнику Пушкину, Андрей Платонович пошутил: «Из соседей это — мой самый любимый писатель, а из писателей — самый любимый сосед». …Смерть пришла за ним 5 января 1951 года, в больничную палату. Хоронили Андрея Платонова на Армянском кладбище, рядом с сыном, успевшим сделать его дедушкой.
Юрий Нагибин записал в дневнике: «Гроб поставили на землю у края могилы, и здесь очень хорошо плакал младший брат Платонова, моряк, прилетевший на похороны с Дальнего Востока буквально в последнюю минуту. У него было красное, по-платоновски симпатичное лицо. Мне казалось, он плачет так горько, потому что только сегодня, при виде большой толпы, пришедшей отдать последний долг его брату, венков от Союза писателей, «Детгиза» и «Красной звезды», поверил, что брат его был действительно хорошим писателем. Что же касается вдовы, то она слишком натерпелась горя в совместной жизни с покойным, чтобы поддаться таким «доказательствам…» В начале нынешнего века тело писателя было перезахоронено на Ваганьковском кладбище.
Дочь Мария позаботилась о литературном наследии отца. Благодаря ей Платонов сегодня вернулся к нам в полном объеме своего уникального творчества и мог бы с гордостью сказать о себе словами героя одного из его рассказов: «Без меня народ не полный».
Источник: журнал «Смена» №1 2017г.
