От пережёвывания – к переживанию?
Еда – самая первая и самая сильная привязанность в жизни человека. Уже через 20–30 минут после родов здоровый малыш готов приступить к первой трапезе в новом мире. Но не только питательные вещества, получаемые с едой, влияют на рост и развитие ребёнка. Не менее важно для новорождённого ощущение тепла материнской кожи, успокаивающее сердцебиение, принятие матерью, убаюкивание. Для маленького человечка все эти факторы сплетаются воедино, и они неотделимы от процесса потребления пищи. Не удивительно поэтому, что питание становится одним из самых ранних и мощных психологических символов. Еда – это некий проводник в потерянный рай детства, где не было никаких трудов и печалей, а только тепло, нега, сон и… вкусное мамино молоко.
Воспоминание о еде, её вкусах и запахах может вернуть нас к тем ощущениям, которыми было наполнено детство. И хотя этот период для психики едва ли не самый сложный – у ребёнка нет сформированных внутренних опор, он нуждается в физической и эмоциональной поддержке со стороны взрослых, – именно в образах детства даже самый несчастный человек может найти островки безмятежного удовольствия, спокойствия и слияния с природой, принимающей и бережной.
Но еда не только ведёт нас во внутренний «секретный» мир детства; она в то же время напрямую связана с социумом, с отношениями со значимыми другими. Издревле процесс потребления пищи был тесно переплетён с понятием об иерархии, учил видеть и знать своё место. Во главе стола – хозяин, дальше сыновья или почётные гости, на противоположном конце – младшие члены семьи или случайно оказавшиеся на торжестве. За столом принимались самые важные решения, отмечались сакральные события, знаменующие переход из одного состояния в другое, – крестины, свадьба, похороны, праздники урожая, дни поминовения усопших. К подготовке значимых трапез подходили очень тщательно, готовили специальную пищу с продуманной и очень символичной рецептурой, иногда какое-то блюдо могла состряпать только специально обученная или находящаяся на особой ступени инициации женщина: например, самая старшая или, наоборот, только что пришедшая в семью молодая невестка.
Символизмом еды пропитана и религиозная жизнь человека. Жертвоприношения – это попытка разделить трапезу с божеством, уверить его в собственной значимости, отвести его гнев. Христианство дало новый образ ритуальной жизни, где уже Бог принёс сам себя в жертву. Мистическим ритуалом богообщения для христиан является Евхаристия (в переводе с греческого – «благодарение», «признательность»), то есть таинство Причастия, которое было установлено тоже за трапезой – во время Тайной вечери. Господь взял хлеб, благословил его и, раздав апостолам, сказал: «Приимите, ядите: сие есть Тело Мое». Потом взял чашу с вином и, подав её апостолам, произнёс: «Пейте из нее все, ибо сие есть Кровь Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов» (Мф 26: 26–28). В Евангелии вообще множество символов, связанных с едой. Иисус Христос называет Себя хлебом, а христиан – солью мира. Интересно, что в переводах Библии на языки некоторых народов Юго-Восточной Азии, для которых хлеб – совершенно непонятная еда белых, дорогая и невкусная, переводчики заменили «хлеб» на «рис», и были абсолютно правы.
В современном мире еда – это то, что соединяет людей друг с другом и с самой жизнью, с возможностью управлять ею, быть успешными. И сегодня в некоторых странах с традиционным патриархальным укладом красивой считается женщина полная: это значит, что у мужчины (отца или мужа) достаточно денег, чтоб накормить красавицу и дать ей возможность не заниматься тяжёлым трудом. Считается, что женщина «в теле» здорова, может дать сильное потомство, понимает, как жить в достатке, умеет сосредоточиться на важных, с точки зрения патриархальной культуры, типично женских задачах, будет послушной и благодарной.
А вот другой пример. В районах Крайнего Севера показателем состоятельности были жирные волосы. Поел человек и… вытер руки о волосы. Если мясо хорошее, дорогое (а не остатки), если его много, то и волосы лоснятся. Вот такой способ заявить о себе и своём социальном положении!
Впрочем, ещё не так давно в европейских странах «статусность» требовала роскоши и утончённости кушаний. Сейчас кич, в том числе гастрономический, скорее осуждается. Модно жить по средствам, разумно экономить, быть социально активным, помогать голодающим детям в Африке. Золотые унитазы (что тоже, кстати, про еду, но несколько с другой, скажем так, стороны), меха, дорогие машины, фантастические деликатесы – скорее признаки дурного тона и попытка не быть, а казаться. И правда, по-настоящему счастливому человеку незачем демонстрировать «красивую картинку» каждому встречному, он вообще обычно делом занят, ему важно, чтоб самому было удобно жить, а что другие подумают – это их личное дело. Тренд современного общества – думать о здоровье, окружающей среде, бережно относиться к чувствам (собственным и других людей), быть социально активным, помогать нуждающимся.
Бесспорно, это сказывается и на пищевых привычках. Подтянутое упругое тело – показатель принятой в обществе новой модели успешности: человек в условиях избытка ресурсов может себе позволить не покушаться на сверхприбыль; он остаётся в границах своих аппетитов, умеет контролировать свои влечения. На этом фоне проблемы, связанные с нарушением пищевого поведения, стоят особенно остро. К сожалению, эти вещи далеко не безобидны – хотя толстяк, обжора, «скелет» традиционно вызывают усмешку. Давайте рассмотрим некоторые распространённые расстройства, после чего будет легче вернуться к нормальному переживанию пищи как части здоровой и счастливой жизни. Да-да, именно переживанию! К философскому восприятию еды, которая, впрочем, является лишь частью системы жизненных ценностей человека.
Нарушение пищевого поведения как признак внутренних переживаний
Благодаря открытиям Зигмунда Фрейда мы знаем, что внутренний мир человека состоит не только из сознания, но и из бессознательных процессов, которые активно, но «замаскированно» влияют на его поступки. Человек забывает и вытесняет в бессознательное всё то, что ему не нужно или мешает жить и быть продуктивным здесь и сейчас. Сложно поверить, но даже психические заболевания – зачастую попытка психики компенсировать внутренние переживания человека и сохранить его до того момента, когда придёт квалифицированная помощь и он наконец-то сможет понять, о чём вопиет бессознательное.
То же самое касается и нарушений пищевого поведения. Всё, что человек делает, – симптомы работы его психики. Если человек переедает или, наоборот, постоянно сидит на диетах, это может многое сказать и о его психологической зрелости, и об экзистенциальных вопросах, которые его мучают и мешают перейти на следующий этап развития. Мучают, но не могут быть осознаны и приняты психикой: сказывается дефицит личностного опыта. На определённом этапе становления личности рядом не было взрослых, которые помогли бы назвать эту внутреннюю проблему, принять, поддержать в преодолении.
Итак, первая задача, с которой сталкивается психолог, когда на приём приходит человек с психосоматическими расстройствами (а нарушение пищевого поведения – это тоже психосоматика), – попытаться расшифровать символы его поведения. Здесь психолог уподобляется учёному-лингвисту, впервые столкнувшемуся с новым неизученным языком и пытающемуся расшифровать послания на нём.
Специалисты выделяют три основных типа нарушений пищевого поведения:
– Экстернальное пищевое поведение, или процесс, когда человек реагирует не на внутренние стимулы, такие как чувство голода и ощущения организма, а на внешние – например, наличие еды рядом, красивую рекламу. Результат – человек, страдающий избыточным весом, обжорством. Это такой вариант Плюшкина, только накопительство происходит внутри.
– Эмоциогенное пищевое поведение, или гиперфагическая реакция на стресс, тот самый психологический голод, о котором сейчас модно рассуждать в средствах массовой информации. Здесь стимул к приёму пищи – эмоциональный дискомфорт, и человек ест не потому, что голоден, а из-за тревоги, раздражительности, беспокойства, подавленности, обиды, страха. Еда становится таблеткой от одиночества, снотворным, антистрессом.
– Ограничительное пищевое поведение, которое почему-то стали путать со здоровым образом жизни, хотя по сути оно не имеет с ним ничего общего. Здесь речь идёт о бессистемных строгих диетах, которые сменяются срывами и нарушениями, вызывают чувство вины, формируя порочный круг голод – срыв – чувство вины – голод, в результате которого нарушается метаболизм и вес увеличивается. В крайних случаях приходится иметь дело с нервной булимией и анорексией, а это уже заболевания с суицидальной направленностью.
Все вышеназванные расстройства могут иметь разную глубину развития. Например, человек может «просто есть», не следить за своими рационом и фигурой и быть немного полным; может откровенно переедать, страдая от ожирения; наконец, может переедать «в промышленных масштабах», а потом вызывать искусственным образом очищение организма через рвоту или использование слабительных… Надо заметить, последний уровень нарушений – это уже прямая дорога к психиатру; без медикаментозного лечения, а порой и госпитализации, решить проблему не удастся.
Среди стимулов, толкающих к перееданию, особое место занимает тревога. На самом деле она сопровождает человека с первых минут жизни. Тревогу испытывает младенец, который только знакомится с миром. Представьте, его пугает буквально всё: новые звуки, непонятные запахи, собственные руки и ноги, а затем – непонятные собственные чувства. Эмоции наполняют малыша, но его психический аппарат ещё не сформировался, он не умеет назвать и осознать свои чувства, они буквально обрушиваются на него… Традиция выработала немало способов помочь малышу пережить захлёстывающие его чувства. Это, например, игра или сказка, в которой, между прочим, все герои, ведьмы и злодеи – не что иное, как субличности одного человека. И слушатель символически переживает во внутреннем пространстве всё то, что герой сказки проходит в реальности. Так закладываются механизмы здоровой работающей психики, которая способна различные сложности пережить и переосмыслить внутри себя.
Но настоящие психологические трудности, чреватые расстройствами, возникают там, где не было опыта принятия проблем и где взрослые не учили, как с ними справляться. Или учили, но не самым правильным образом. К сожалению, поколения наших родителей, дедов и прадедов были сильно травмированы и вследствие этого тревожны. Тревога могла быть непонятна им самим, отрицалась и пряталась, но малыши очень хорошо улавливают настроения внутри семьи. Представьте себе маму или бабушку, которая пережила военный или послевоенный голод, для которой забота – это прежде всего физическое действие: «накормить и обогреть». Она выжила, ей не до самоактуализации, творчества и поисков смысла жизни. У неё всё буквально. И любой плач младенца она будет переживать через собственный опыт – бросаться кормить чадо. А на деле – собственного травмированного внутреннего ребёнка, живущего в мире бессознательного, у которого всегда война… У малыша при таком воспитании не происходит, как говорят психологи, дифференциации чувств: он не понимает до конца, что с ним происходит и чего он хочет на самом деле, и универсальным ответом на любое проявление тревожности будет тяга к пище. С возрастом пища остаётся единственным понятным источником удовольствия, занимает центральную роль в формировании привязанностей. В ответ на любые жалобы мама в качестве поддержки предлагала еду – и то же самое человек будет устраивать себе сам.
На этом, кстати, зиждется и современная реклама: обращаться к духовному, интеллектуальному и эстетическому уровню восприятия реальности… но ответ на сформированные у индивида запросы давать на уровне инстинктов и низших потребностей. Формировать «хочу» и стимулировать его, формировать высокие стандарты принадлежности к какому-то привилегированному классу общества («элите»), увеличивать уровень тревожности из-за собственного несоответствия стандартам элитарности – а потом в качестве универсального ответа предлагать картинку, где худые и весёлые юноши и девушки весело едят пиццу в модном ресторане.
Следуй за белым кроликом
Жан-Поль Сартр говорил о том, что «позволяет нам понять, что скрывается за столь громкими словами, как «тревога», «заброшенность», «отчаяние». «Как вы увидите, – писал он, – в них заложен чрезвычайно простой смысл. Во-первых, что понимается под тревогой. Экзистенциалист охотно заявит, что человек – это тревога. А это означает, что человек, который на что-то решается и сознает, что выбирает не только своё собственное бытие, но что он ещё и законодатель, выбирающий одновременно с собой и всё человечество, не может избежать чувства полной и глубокой ответственности… Это – тревога, известная всем, кто брал на себя какую-либо ответственность».
Чтобы выйти на новый уровень развития, чтобы познакомиться с замыслом Мироздания о себе самом, чтобы оценить свои настоящие, осмысленные потребности и перестать заменять их бессмысленными суррогатами, придётся всё равно столкнуться с этой тревогой и пройти через неё. Ринуться в путь за тем самым белым кроликом из сказки про Алису, пройти через «Зазеркалье» собственных бессознательных процессов, а потом вернуться в мир, который одновременно похож и не похож на отправной пункт путешествия… Вроде бы тот же сад, та же кошка, то же окружение и чай в пять часов, но что-то внутри поменялось, какие-то новые призмы, преломляясь через которые реальность осознаётся иначе. Сторонники экзистенциально-гуманистического подхода рекомендуют следовать за тревогой, чтобы научиться быть свободным и брать ответственность за свою жизнь.
И тогда еда может снова стать символом жизни, предметом творчества и началом, объединяющим с близкими. Предметом творчества, но не его источником. Символом жизни, но не буквальным её выражением… Кстати, религиозный пост был придуман именно для этого! Он призывал исключить из жизни всё, что отвлекает от познания себя, мира и Бога. Другое дело, что только человек, изучивший свои потребности, может найти ясную и здоровую меру в самоограничении. Человек на пути к зрелости учится генерировать собственные смыслы, а не принимать и усваивать чужие. А главный признак того, что выбран верный путь, – это ощущение счастья и удовлетворённости.
При взаимодействии с информацией мы употребляем много терминов из процесса пищевого поведения. Информация – пища для ума, она может усваиваться и отторгаться. Впечатления могут быть переварены и впитаны… Всё это – про символическую жизнь сознания. То, что является нарушением и сигнализирует о проблемах, не может быть исправлено одной лишь силой воли. Вот почему диеты чаще всего не работают, а лечение пищевых расстройств занимает не меньше года активной работы со специалистом. Дело в том, что еда сильно переплетена со смыслообразующими основами счастливой жизни человека, и приходится распутывать этот клубок и ставить на свои места потребности, влечения, интересы и страхи. Не случайно ещё в древние времена работникам устраивали тест – просто смотрели, как они едят. Наблюдение за человеком, сидящим за столом, помогает узнать о нём очень многое. И не только по принципу «хороший аппетит – хороший работник». Важно, например, как человек поглощает пищу, умеет ли чувствовать её вкус. …А вы умеете чувствовать вкус жизни? Если нет – никогда не поздно научиться.
Автор: Лидия Сиделёва, аналитический психолог.
Источник: журнал “Наука и религия” №11 2016г.
