Бартоломе Мурильо. Ирина Опимах.

В собрании живописи Эрмитажа много замечательных картин, авторы которых решали чисто живописные задачи — создавали изысканные композиции, добивались передачи света и тени, необычных со­четаний красок, цвета, выразительности и психологической глубины… Но среди шедевров мастеров есть и такие полотна, которые наряду с чисто живописными достоинствами несут на себе печать времени, напоминая нам о драматических эпизодах мировой истории. Таким памятником эпохи стала и картина одного из ярких представителей Золотого века испанской живописи Эстебана Мурильо «Убийство инквизитора Педро де Арбуэса».

 Испанская инквизиция — при звуке этих слов перед глазами сразу возникают картины жестоких судов и не­человеческих пыток, мрачных тюрем и полыхающих костров, на которых горят несчастные еретики, позволившие усомниться в догматах католической церкви…

В 1483 году главой Святейшей кан­целярии — так назывался главный орган испанской инквизиции — стал Томас де Торквемада, в прошлом настоятель доминиканского монастыря в Сеговии. По просьбе королевы Испании Изабеллы Папа Римский раз­решил использовать эту организацию для искоренения ереси. Торквемада был у власти 15 лет, и за эти годы около 9 тысяч человек были замучены и погибли по решению судов инквизиции. Именно при Торквемаде испанцы узнали, что такое аутодафе, эта жуткая процессия, во время которой еретиков, облаченных в одежды с изображением чертей, огня и других символов ада, вели к главной площади города, где несчастных уже ждал по­зорный столб с приготовленным хворостом, готовым вот-вот вспыхнуть и сжечь в своем пламени несчастную жертву «милосердных» борцов за чи­стоту Веры.

В 1484 году Торквемада получил донос, что в Сарагосе, столице Ара­гона, развелось много еретиков, позволяющих себе некое вольнодумство. Среди них были и коренные испанцы, и марраны, «новые христиане», «конверсос», бывшие иудеи и их по­томки, принявшие христианство, но дома, тайком, исполнявшие обряды своей веры. Это были весьма не бедные люди, часто связанные множе­ством нитей с испанскими аристократическими родами, что не мешало им порой подвергаться гонениям со стороны инквизиции — ведь проведя следствие и признав их виновными, инквизиторы имели право отобрать у несчастных все их имущество, которое шло в пользу казны и Церкви. Этот закон совсем не нравился марранам, а потому в обществе назревали всякие нежелательные настроения. Их требовалось нещадно гасить и на подобные сигналы с мест реагировать, что Торквемада и сделал — он послал в Сара­госу своих верных сподвижников, Гаспара Хуглара и Педро де Арбуэса. Это были люди железной воли, беспощадные и последовательные в своей борьбе с ересью во всех ее проявлениях. Они с энтузиазмом принялись за дело. Помните знаменитое высказывание Берии — «Был бы человек, а статья найдется»? Тут было все несколько наоборот — была статья, и человек, преступник-еретик, легко находился.

Опасаясь того, что репрессии могут затронуть и их, «новые христиане» Сарагосы, еще не попавшие под суд инквизиции, отправили в Ватикан и правителям Испании Фердинанду и Изабелле послания, в которых обвиняли Хуглара и Арбуэса в излишней ретивости и не­ справедливости приговоров. Однако никакой реакции на эти письма со стороны папы и властей Испании не последовало, зато Хуглар и Арбуэс, узнав об этих письмах, пришли в ярость и об­ винили нескольких весьма уважаемых в городе граждан в тайном исповедовании иудаизма. Их арестовали и подвергли пыткам, после которых были получены все требовавшиеся для дальнейшего следствия признания. Более того, несчастные жертвы Хуглара и Арбуэса дали показания против еще нескольких своих знакомых. Круг преступников разрастался. Росло и число приговоренных к смерти. Вся Сарагоса содрогалась в ужасе от страшных аутодафе и жесточайших казней…

И тогда жители Сарагосы, «новые христиане», те, кто был связан с жертвами Хуглара и Арбуэса родственны­ми, дружескими или деловыми узами, те, кто понимал, что им грозит, если ситуация в городе не изменится, решили убить главных инквизиторов города. Для всякого дела нужен первоначальный капитал — и участники заговора прошлись по домам всех сарагосских марранов и собрали 10 тысяч реалов. По тем временам — сумма весьма внушительная. А вскоре умер Хуглар — по-видимому, он стал первой жертвой заговора: ходили слухи, что его отравили, подсыпав яд в бокал вина. Избавиться от Арбуэса оказалось сложнее. Итак, собранную сумму — 10 тысяч реалов — передали дону Бласко де Алагону. Ему же было поручено найти нужных людей, способных исполнить смертный приговор инквизитору. Но оказалось, что это не так просто.

Благородные испанцы не были приучены к такого рода действиям — они при­выкли сражаться со своими врагами открыто, на дуэли, в честных поедин­ках, а в данной ситуации это было не­ возможно. И тогда за дело взялся ара­гонский дворянин Хуан де ла Абадиа — он ненавидел инквизитора, ведь тот разорил его родственников, бросил их в застенки. И он создал, по сути, этакую террористическую группу — в нее входили кроме него самого несколько арагонских дворян со своими слугами, в частности, дон Хуан де Педро Санчес, дон Хуан де Эсперандео и его слуга гасконец Видальд’Урансо. Первое покушение оказалось неудачным, охрана священника быстро справилась с напавшими, пытавшимися проникнуть в его спальню. Второе нападение — на улице — тоже окончилось неудачей. Нужно было придумать что-то еще. Заговорщики тщательно изучали стиль жизни священника, расписание его дня. Было известно, что Арбузе практически не бывает один, без своей охраны — и только во время молитвы в церкви, когда его телохранители остаются у дверей (в храм строго запрещалось проносить оружие), он общается с Богом без свидетелей. И было реше­но, что это — удобный момент, именно в это время и будет совершено на него нападение.

И вот около полуночи с 14 на 15 сентября 1485 года инквизитор вошел в храм. В руках он держал посох, на ко­торый опирался, и фонарь, освещав­ший церковь. Поставив у стены посох, а на пол — фонарь, он преклонил колени и произнес слова молитвы, не подозре­вая, что его уже ждут проникшие заранее в церковь убийцы. Первый удар нанес дон Хуан де Эсперандео — его шпага попала в левую руку инквизитора. Потрясенный неожиданным напа­дением, Арбуэс закричал «Помогите!», но в этот момент Видальд’Урансо, целясь в незащищенную от кольчуги шею, сильно ударил шпагой инквизитора, стараясь разом отсечь голову. Арбуэс успел наклониться, поэтому Видальду удалось только нанести сильный удар по голове. (Священник сразу не умер, но эта рана оказалась, как говорили врачи, не совместимой с жизнью. Главный инквизитор Сарагосы Педро де Арбуэс покинул сей бренный мир через два дня, 17 сентября 1485 года.) Услышав страшный крик инквизитора, его телохранители вбежали в церковь, схватили убийц и бросили их в подземные камеры тюрьмы инквизиции. Наверное, было бы лучше, если бы их убили на месте, — впереди их ждали страшные пытки: «испанский сапог», в котором дро­били кости, дыба, бессонные ночи, дни, полные мучений и страданий…

Смерть Арбуэса всколыхнула всю жизнь в Арагоне. Причем реакция была не совсем такой, какой ждали борцы с инквизицией, — народ, который, казалось бы, ненавидел инквизицию и ее воинов, возмутился циничным убийством священника в стенах храма. И как-то все быстро забыли, что этот священник совсем недавно отправлял невинных людей на костер, отбирал имущество, преследовал «ведьм», еретиков, всех, кто имел смелость думать не так, как дозволяла Церковь…

Тем временем инквизиция вела свое следствие. Дабы выяснить истину, всех задержанных участников покушения на Арбуэса безжалостно пытали. Первым «сломался» Видальд’Урансо. Ему пообещали прекратить пытки и помиловать, и он поведал своим мучителям все, что знал о заговоре и заговорщиках. Не скрыл и имя руководителя — Хуана де Педро Санчеса, которому, к счастью, удалось накануне ареста со всей семьей бежать во Францию. 30 июня 1486 года инквизиторы предали символическому сожжению его набитое соломой чучело. Остальных участников заговора, не успевших скрыться от испанского «правосудия», ждали страшные испытания.

К публичной епитимье и пожиз­ненному заключению были приговорены сотни представителей испанской знати городов Сарагоса, Калатаюд, Барбастро, Уэска и Тарасона, среди них — и дон Бласко де Алагон, непосредственно стоявший за убийством Педро де Арбуэса, и главный казначей короля Фердинанда Габриель Санчес, и королевский секретарь дон Луис Гонсалес, и вице-канцлер Арагона дон Альфонсо де ла Кавальериа, и протонотарий Арагона (главный секретарь высшей судебной инстан­ции) дон Фелипе де Клементе. Многие из осужденных на пожизненное заключение умерли от увечий, получен­ных во время пыток… Хуана де Эсперандео и других главных участников убийства Педро де Арбуэса перед казнью привязали к лошадям и протащили по улицам Са­рагосы. Перед смертью приговорен­ным отрубили руки, а потом повесили. Многие умерли еще до того, как их головы просунули в петлю. Затем тела казненных четвертовали и, насадив на кол, выставили на основных доро­гах, ведущих в город…

Репрессии в Арагоне продолжались до 1492 года. Они коснулись всех членов семей марранов, «новых христиан», обвиненных в причастности к организации убийства Арбуэса. Вот так жестоко и безжалостно был подавлен заговор в Сарагосе, вот так Великий инквизитор и короли отомстили за смерть Педро де Арбуэса. При этом королю Фердинанду Арагонскому удалось избавиться от всех своих врагов и укрепить свою власть. Укрепила свою власть и инквизиция во главе с Торквемадой. Правда, он тоже стал появляться на людях, окруженный хорошо во­оруженными телохранителями… Король Фердинанд щедро пожертвовал деньги на похороны сарагосского инквизитора: отпевали его целую неделю, похоронная процессия была торжественной, похороны — пышными.

Спустя почти два века, в 1664 году, Педро де Арбуэс, как «истинный мученик за Веру», был причислен папой Александром VII к лику блаженных, а в 1867 году канонизирован. По случаю его беатификации (причислению к лику блаженных) монахи монастыря Сан- Пабло в Севилье заказали в 1664 году одному из лучших художников Испа­нии Бартоломе Эстебану Мурильо (1617-1682) картину, которая должна была увековечить память о мученической смерти арагонского инквизитора. Мурильо, последний мастер Золотого века испанской живописи, почти всю свою жизнь провел в Севилье — он тут родился, учился. Его живопись была мягкой и воздушной. Он часто писал на религиозные сюжеты, но любил изображать и жанровые сценки. Его уважали в этом городе, а потому не удивительно, что именно к этому художнику обратились монахи Сан- Пабло с просьбой изобразить на картине трагедию, случившуюся в Сарагосе 6 декабря 1487 года. Художник блестяще справился с этой задачей, несмотря на некоторую театраль­ность композиции. Ночь, монах, возносящий свою молитву Богу, и убийцы, нападающие сзади, из-за спины, на священника… Мы словно становимся свидетелями той страшной минуты, навсегда оставшейся в истории Испании.

Спустя много лет картина попала в коллекцию Мануэля Годоя. Годой, маркиз Альварес де Фариа, — испан­ский государственный деятель, фаворит королевы Марии Луизы и ее мужа Карла IV, князь де ла Пас, Князь мира, генералиссимус, в 1792-1798 годах был первым министром Испании и фактически управлял страной до 1808 года. История жизни этого известного авантюриста — настоящий плутовской роман, но это отдельная история. После всех своих злоключений Годой переехал из Рима в Париж. Не­ смотря ни на что, ему всегда удавалось окружать себя произведениями искусства, вот и в Париже его дом украшали полотна известных мастеров. Эта коллекция была второй — первую бывший могущественный министр собрал в Мадриде, но потерял в 1808 году, когда бежал из испанской столицы вместе с королевским се­мейством. В эмиграции ему, ценителю искусства и, несмотря на все его приключения, очень богатому человеку, удалось собрать новую коллекцию. Но когда денег ему, привыкшему жить на широкую ногу, стало не хватать, он решил продать какие-то свои картины и предпринял попытку найти покупателя. Все делалось тайно, через зна­комых. Переговоры шли медленно. Предложение через графа Поццо ди Борго, посла России в Испании, было сделано и Российскому императору. Николай I просмотрел предложенный каталог, выбрал из него 273 произведения и дал приказ министерству финансов об оплате. Но переговоры продолжались, и, в конце концов, представителями русского царя были отобраны только 33 работы, которые прибыли в Петербург осенью 1831 го­ да. Испанских там было четыре, и среди них — картина Мурильо «Убийство инквизитора Педро де Арбуэса».

Интересно, что привлекло именно в этой картине российского императора, не так давно, в 1825 году, пережившего восстание декабристов, какие мысли породило это полотно? Может, он думал о том, что лучше для правителя — быть жестоким или милосердным? Как не пробудить в народе ненависть к себе, как оставить после себя хорошую память? И что бывает с теми, кто борется со свободой мысли, кто не признает право человека на свободу вероисповедания, на право думать так, как он считает нужным, — рано или поздно, но возмез­дие неизбежно …

Эту картину Мурильо можно и се­годня увидеть в Эрмитаже — к сча­стью, ее не продали в зарубежные собрания ни в первые годы советской власти, ни в 1930-е, когда лучший музей страны лишился по воле властей многих своих шедевров. Она по-прежнему — украшение коллекции испанской живописи лучшего музея страны и по-прежнему напоми­нает нам о страшной эпохе инквизиции, когда за инакомыслие и веру в то, что не считалось религиозной догмой, можно было легко попасть на костер и сгореть дотла в его пламени…

Источник: журнал «Смена» №6  2023г.