Студентка третьего курса факультета международной журналистики МГИМО МИД России Лада Синюткина работает сестрой милосердия в зоне cпециальной военной операции.
После учебной сессии — кровавые бинты, раненые бойцы и артобстрелы. Не каждый отважится на такое. Что же заставляет студентов престижных вузов во время каникул трудиться волонтерами в условиях боевых действий? Об этом журнал “Русский мир.ru” беседует со студенткой третьего курса факультета международной журналистики МГИМО МИД России Ладой Синюткиной, работающей сестрой милосердия в зоне cпециальной военной операции.
— Лада, вы еще совсем юная девушка, но уже успели шесть раз съездить волонтером в зону СВО. Работали в Мариуполе, Горловке, Курске. Как ваши родители относятся к таким поездкам?
— Когда я в первый раз поехала в Мариуполь, сказала им, что отправилась отдыхать с подругой в Ростов. Из Штаба социальной помощи, где была связь, я звонила им и говорила, что у меня все хорошо, просто не успеваем на пляже фотографироваться. Когда вернулась в Москву, рассказала правду. Папа обо всем догадывался, но маме не говорил, чтобы ее не пугать. Ему было проще это принять, так как он по профессии военный. Мама, конечно, поохала, но в целом тоже приняла.
— Они сейчас живут в Испании?
— Да, мы переехали на Тенерифе, когда мне было 6 лет. В 19 я вернулась в Россию, а родители с братом остались там. А вообще, мы из Омска. Мой отец до отъезда руководил городским музеем “Искусство Омска”. Еще в 1990-е он начал покупать картины современных художников, и эта коллекция потом легла в основу собрания музея.
— Получается, до своего возвращения вы большую часть жизни провели за рубежом, а получать высшее образование приехали в Россию?
— Я с детства мечтала вернуться, чувствовала ностальгию по Родине. У меня была чудесная няня, она всегда в красках рассказывала про Россию. Во многом благодаря ей я полюбила русскую классическую литературу, и представление о стране у меня складывалось по романам XIX — начала XX века. Читала все подряд. В школе мы с братом были единственными русскими и всегда подчеркивали свою национальность. На уроки католической религии не ходили: говорили, что православные, хотя тогда и не были крещены, просто позиционировали себя так. Испанская культура меня никогда не увлекала, а вот русские книги и советские фильмы были как глоток свежего воздуха. Лет в 12–13 я решила, что вернусь в Россию, но родителям до поры до времени об этом не говорила. Сказала только в 18 лет. Поначалу они восприняли идею в штыки, так как видели мое будущее совсем иначе. Им потребовалось около года, чтобы принять это. Но в итоге согласились.
С мая 2022 года Учебный центр Больницы Святителя Алексия подготовил более 1400 добровольцев по уходу за ранеными для помощи в госпиталях Москвы и лечебных учреждениях Донбасса
— Ваши представления о России оправдались?
— Если честно, первое время я чувствовала себя здесь как князь Мышкин, когда он приехал из Швейцарии. Все оказалось не так, как в романах. Когда я подлетала на самолете к Москве и видела огни большого города, было ощущение, что возвращаюсь домой, но поначалу от людей веяло холодом. Я привыкла, что в Испании общество очень расслабленное, все поддерживают беседу ни о чем, улыбаются, а здесь люди другие, и это по первости огорошило. Жители России сначала кажутся закрытыми, но постепенно открывают тебе свою большую душу. Да, страна оказалась совсем не такой, как я представляла, но разочарования не было. Возник большой интерес, хотелось общаться с людьми, поскорее адаптироваться.
— Ваш приезд практически совпал с началом специальной военной операции…
— Да, буквально через пару месяцев началась СВО. Я приехала за полгода до поступления, так как нужно было решить вопрос с документами: у меня ведь даже внутреннего российского паспорта не было. Пришлось походить по разным инстанциям, и всегда мне задавали вопрос: зачем я вернулась? Люди либо подозревали корыстную цель, либо считали, что это какая-то блажь.
Я поступила в МГИМО на факультет управления и политики и с первого курса ждала летних каникул, чтобы поехать ухаживать за ранеными. Тогда я еще была некрещеной и вообще неверующей, поэтому начала искать светскую волонтерскую организацию. Но столкнулась с тем, что все они ждут уже готовых специалистов: медиков, строителей. Студенты были не нужны. В интернете я наткнулась на сайт Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению РПЦ, где была размещена информация о курсах по уходу за ранеными Учебного центра Больницы Святителя Алексия. Прошла собеседование. Пока ждала отправки в командировку в Мариуполь, у волонтеров состоялась встреча с владыкой Пантелеимоном (Шатов; до 2024 года возглавлял Синодальный отдел по церковной благотворительности и социальному служению. — Прим. ред.). Ему рассказали обо мне, он пригласил меня на беседу и предложил принять крещение. Но я тогда отказалась.
— Почему же потом передумали?
— Так вышло, что наши с владыкой командировки совпали по времени, мы с ним встретились в Мариуполе. Атмосфера в Штабе социальной помощи и то, что сам владыка, несмотря на возраст, не боялся ездить по самым опасным точкам по всему Донбассу и помогать людям, — это на меня сильно повлияло. После возвращения я решила креститься и пройти программу медицинских курсов, чтобы работать в госпиталях. Отец Пантелеимон стал моим крестным отцом и духовником.
— Лада — имя, которое не входит в святцы. Кого вы выбрали в качестве небесного покровителя?
— Мы с владыкой долго думали, и он предложил мне святую Людмилу Чешскую. Теперь называет меня либо милой Ладой, либо ладной Милой. Кстати, позже моего папу крестил тоже он.
— В чем заключается программа обучения на медицинских курсах?
— В Москве нам дали первоначальные навыки и некоторую уверенность в себе. Ведь человеку, не связанному с медициной, поначалу страшно подойти к пациенту, особенно к тяжелобольному в реанимации. Показывали, как кормить, поить, брить, общаться с ранеными, как перекладывать, если человек не может шевелиться. В госпитале, в зависимости от загрузки медсестер, иногда поручают и более сложные вещи. Например, обрабатывать или бинтовать раны. Этому я научилась уже в курской больнице на практике.
— А уколы, капельницы?
— Ставить уколы и давать таблетки мы не имеем права. Я сестра милосердия, это младший медицинский персонал в больнице, мы — не санитары и не медсестры. Наша задача состоит в основном в моральной поддержке раненых, но часто приходится брать на себя дополнительные функции, помогать персоналу госпиталей.
— В больнице вы носите косынку с красным крестом?
— Мне очень нравится этот образ в плате с красным крестом, но носить его я сейчас не могу, поскольку не состою в сестричестве и не прошла обряд посвящения. Это уже постоянное служение, а я работаю в госпиталях только во время каникул. У меня простая белая косынка. В виде исключения плат с крестом я надела единственный раз — во время интервью для телепрограммы “Вести Донецк”. После этой съемки журналист Рашит Романов сказал, чтобы я обязательно послушала песню “Эти русские” рок-группы “Зверобой”, эти исполнители в Донбассе очень популярны.
— Это песня про то, что русские мальчики и девочки не меняются ни в XIX, ни в XX, ни в XXI веке?
— Да. Мы беседовали тогда про сестер милосердия и про мое желание послужить своей стране, и журналисту вспомнилась эта песня.
— Вы говорили, что общение с ранеными заставляет о многом задуматься. Какие госпитальные истории вам запомнились?
— Если говорить о раненых, расскажу одну маленькую, но очень характерную историю. Я работала в госпитале в Курске. Как-то брила пациента перед операцией. Я всегда стараюсь поддерживать с пациентами беседу ни о чем, чтобы им было комфортнее. И вот, говорю, день был напряженный, не успела позавтракать. Ближе к вечеру, когда пациент уже отошел от наркоза, я зашла в палату, и он сразу меня спросил, удалось ли мне поесть. Это было так трогательно! Можно, конечно, относиться к работе в госпитале формально, просто заходить в палаты и проверять, как там раненые, но ведь все равно в ситуацию с каждым человеком “включаешься”, радуешься вместе с ним, если получилось связаться с родными или они приехали навестить. А бывает, наоборот, расстраиваешься, если у кого-то проблемы.
Довольно часто ко мне обращаются пациенты с просьбой пригласить священника для исповеди или причастия. Историй с крещениями тоже много. А однажды ко мне обратился пациент, который утверждал, что очень хочет причаститься, потому что уже давно не делал этого. Я спросила, когда он причащался в последний раз, и он ответил: целый месяц назад!
Больница Святителя Алексия — главное медицинское учреждение РПЦ. До своего освящения в 1992 году она называлась Пятой градской клинической больницей
— Лада, а как же недавняя история с вражеским дроном?
— Про нее очень любит рассказывать отец Игорь Фомин, настоятель храма Александра Невского при МГИМО. После моего зимнего служения в Горловке он приехал за мной и другими студентами. Я ему рассказала, и он сильно впечатлился, хотя это был далеко не первый раз, когда я видела дроны. По окончании двенадцатичасовой смены в госпитале я пришла домой и заметила что-то странное в окне, едва успела осознать, что это БПЛА, как увидела вспышку. Его сбили. Когда ты не раз побывал в Донбассе, начинаешь воспринимать такие вещи спокойно, смотришь на все глазами местных жителей. Они совсем иначе относятся к боевым действиям, прилетам, дронам. Не так, как москвичи, которые приезжают в зону СВО, — поначалу все ходят в бронежилетах, касках. В это же время местные могут спокойно сидеть в кафе, дети играют, даже если где-то неподалеку слышны прилеты. При этом люди там эмоционально более напряженные и чуть что — могут начать “искрить”.
А вот в Горловке, где я служила в госпитале, прилетело по одному из зданий больничного комплекса. В момент, когда слышишь взрывы и видишь, как здание рушится, конечно, пугаешься, и сердце замирает, это естественно. Но потом смотришь, как пациенты и военные спокойно на все реагируют, как медперсонал продолжает выполнять свою работу, и тебе становится стыдно показывать свой страх. Берешь себя в руки и понимаешь, что нужно еще три палаты обойти, четырех человек помыть и двух покормить. К риску на войне отношение совсем иное.
— Другие ребята-волонтеры, которые ездят с вами в командировки, тоже так это воспринимают? Или есть те, кто боится и “сходит с дистанции”?
— Те группы, которые я организую, стараюсь отправлять в места, где прилетов нет. Конечно, могут быть участки, где территория еще до конца не разминирована и нужно подробно объяснять технику безопасности. Во время последней поездки ребята были в Ясиноватой, недалеко от Авдеевки, они чинили крыши частных домов. Но там уже, можно сказать, мирная жизнь, город отстраивается. Так же как и в Мариуполе — он вообще должен стать хорошим российским курортом, там уже появились прекрасные набережные!
Горловка — совсем другое дело. Туда я ездила одна. Это военный город, с неба падают “лепестки”, стоят растяжки, и по улицам нужно обязательно ходить с фонариком, ведь их заметить сложно. Их сейчас даже делают в виде сухих веток, чтобы лучше замаскировать. И прилеты происходят постоянно…
— Как местные жители реагируют, когда к ним в качестве волонтеров приезжают студенты МГИМО?
— Ох, МГИМО, пожалуй, тот российский вуз, вокруг которого сложилось наибольшее количество стереотипов!
— Как выпускница этого же университета, могу подтвердить! Чего только стоят набившие оскомину суждения о “мажорах”!
— Жители зоны СВО уже привыкли, что к ним приезжает очень много волонтеров со всей России. Но из раза в раз наши ребята слышат все тот же вопрос: неужели вам за это не платят? Ну хоть сколько-нибудь вы ведь получаете, какие-то бонусы в университете дают? Очень удивляются, когда говорим, что ничего не имеем с этих поездок. Большинство местных жителей благодарны России, они видят, сколько всего сейчас и страна, и простые люди делают. Но бывают и иные настроения, иногда мы сталкиваемся и со “ждунами”. Понятно, люди устали от тяжелых бытовых условий, когда в больнице нет, например, воды. Перед сменой я набирала воду в тазик, грела ее водонагревателем, потом таскала с собой по палатам. Военные, которые идут на поправку и уже могут ходить, помогают, носят ведра. Вы только представьте, сколько там постельного белья нужно отстирать! И вот сестра-хозяйка набирает эти тюки с бельем, куда-то везет, стирает руками.
— И тем не менее студентов, желающих поехать волонтерами, все больше?
— Да. Уже 16 человек записались на курсы по уходу за ранеными, и все хотят поехать в Донбасс. Отец Игорь смог договориться с главным врачом Больницы Святителя Алексия Алексеем Юрьевичем Заровым об организации занятий специально для наших студентов, потому что достаточно сложно совмещать курсы с учебой. Для нас сделают более гибкое расписание. Из этих 16 человек 10 — студенты факультета международных отношений, они зимой уже ездили в качестве волонтеров. Есть еще ребята из нашего православного клуба “Невская молодежь”, которые следили за прошлыми поездками и теперь тоже хотят присоединиться.
— И как после такого не поверить в особое отношение к студентам МГИМО?
— Оно проявляется в другом. Например, если в Донбассе мы встречаем кого-то из альма-матер, у нас сразу складываются доверительные отношения. В Донецке мы познакомились с кардиохирургом, который в МГИМО получил второе высшее, и он нас периодически выручал, возил на своей машине. Однажды я не успела вовремя вернуться в волонтерское общежитие, и он дал ключ от кабинета, чтобы мне на улице не ночевать. Сейчас этот медик, кстати, дослужился до главврача одной из донецких больниц.
На майские праздники мы отправились в новую поездку — в Свято-Успенский Николо-Васильевский монастырь под Угледаром. И вызвалось столько ребят, что для меня и моего товарища мест в машине не хватило. Мы с ним поехали вместе со съемочной группой телеканала “Спас”.
— А что это за клуб — “Невская молодежь”?
— Это православная организация при университетском храме Александра Невского, она появилась не так давно. Я пришла в клуб год назад и нашла там единомышленников, которые разделяют мои патриотические и религиозные взгляды. Все друг друга поддерживают, говорят о философии, поэзии, играют на музыкальных инструментах. Многие пишут стихи. При храме собираются не только студенты из МГИМО, есть ребята и из других вузов. А в этом году у нас даже появился филиал в Бразилии: его создал бразилец, который учился и крестился в России. Мы с ним поддерживаем связь. Удивительно, но немало бразильцев хотят приехать в Россию, чтобы учиться в семинарии!
В жизни храма активно участвует декан факультета международной журналистики Ярослав Львович Скворцов. Мы с ним случайно познакомились, и он просто покорил мое сердце! Чем дольше я училась на факультете управления и политики, тем больше осознавала, что политик из меня не выйдет, а вот с помощью журналистики я могла бы освещать важные темы. И мне удалось перевестись, уже почти год я учусь на журфаке. К слову, в этом вопросе мы немного расходимся во мнениях с отцом Пантелеимоном. Он не поддерживает освещение нашего служения, а мне, напротив, кажется, что нужно, чтобы люди знали о нем, ведь так можно привлечь новых волонтеров. Сейчас мы с друзьями снимаем документальный фильм о деятельности РПЦ во время СВО, но его подробности я пока раскрывать не буду!
— Что еще университет делает для помощи бойцам СВО?
— Недавно мы познакомились с ребятами, которые создали при МГИМО фонд “Свои рядом”. Они собирают деньги на машины и потом сами перегоняют их в зону СВО. Студсоюз отправляет гуманитарную помощь, пишет письма солдатам. В одну из последних поездок мы провели встречу со студентами и пообщались со старшеклассниками из Луганска: рассказали им про МГИМО и про “Невскую молодежь”. Со многими из них поддерживаем связь и знаем, что школьники тоже помогают бойцам — плетут маскировочные сети, например.
Идея встречи с учениками возникла не просто так. Перед самым отъездом нам передали из Министерства иностранных дел стопку книг, это была монография заслуженного российского дипломата Александра Туровского “Дорогами Побед”. В ней рассказывалось, как в годы Великой Отечественной войны Красная армия освобождала сначала территорию СССР, а затем и остальной мир от “коричневой чумы”. Поскольку книги были на английском языке, МИД попросил раздать их иностранным военнопленным.
— Наемникам?
— Да, попавшим в плен иностранцам. Но у нас не получилось с ними встретиться, и мы решили передать эти экземпляры иностранным журналистам и образовательным учреждениям. Так и состоялась встреча в библиотеке одной из школ.
— Для журналистов эта книга, возможно, была бы даже более полезна, учитывая то, как в той же Европе сейчас переписывают историю. А вы поддерживаете связь со своими приятелями из Испании? Их отношение к вам поменялось?
— Мои самые близкие друзья сейчас здесь, в России. Одноклассники-испанцы, с которыми я общалась, после моего переезда в Россию прервали контакты, посчитав, что мое возвращение означает определенную гражданскую позицию. Собственно, так оно и есть. Дальше вести диалог они были не готовы. Но по большей части мой круг общения состоял из детей, семьи которых приехали на Тенерифе из других стран. Их взгляды на мир пошире, и с некоторыми я по-прежнему поддерживаю общение. Нужно иметь в виду, что Канары — это не материк, и, если честно, большинству людей там нет никакого дела до того, что у нас происходит. Они и Украину-то на карте едва ли покажут.
— Не возникает желания представить жителям Запада иную точку зрения?
— Для тех иностранцев, которым не все равно, мы начали вести телеграм-канал “Собор”, и я стала его главным редактором. Мы хотели бы рассказать о происходящем так, как сами это видим, а не как им транслируют СМИ. У нас интернациональная команда, посты пишут студенты из разных стран, которые открывают для себя Россию и делятся своими впечатлениями о культуре, истории, религии нашей страны. Уже вышла публикация от кенийца, скоро появятся заметки студентов из Греции, Катара, Бразилии. Мы только начинаем этот проект и делаем все сами, нас поддерживает лишь отец Игорь. Идею этого канала предложил мой товарищ Даниил Сергеев — он учится на факультете международных отношений, но мы шутим, что его усыновил журфак.
— Что еще у вас в планах?
— Если честно, я думала уйти в монастырь после МГИМО. Но владыка Пантелеимон призвал отложить этот шаг до 30 лет: он опасается, что такое решение, принятое в 20 с небольшим, может оказаться преждевременным. А так, как говорится, хочешь насмешить Господа, расскажи ему о своих планах. В ближайшей перспективе моя цель — окончить университет, стать послушницей, ухаживать за больными, помогать своему духовнику… Сейчас все больше включаюсь в медийную сферу, мне бы хотелось развиваться в своей профессии. До 30 лет еще есть время!
Источник: журнал «Русский Мир» №6 2025г.
