… Прошедший 2015-й, когда отмечалось 1000-летие преставления равноапостольного великого князя Владимира, мы определили как год 1000-летия Русской цивилизации, ибо в эпоху Владимира Святого формировались её, цивилизации на- шей, доминантные черты, шло сотворение государственных начал и осознание, какие они и каковыми должны стать.
Но прошедший год скорее поставил вопросы, чем дал ответы на них. Что и правильно. Однозначные ответы могли только усыпить движение общественной мысли, а нам сейчас не до сна. Напротив, мы живём во времена дерзновенные – и не потому, что из нас ключом бьёт энергия и мы ищем, чего же нам может не хватать, а потому, что Творец и История так судили – вновь ставят перед человечеством главные вопросы.
Итак, на что нам предстоит отвечать в начале Второго тысячелетия Русской цивилизации?
Что есть цивилизованность в управлении страной?
Русские летописцы тысячелетней давности, а за ними историки, мыслители последующих эпох не жалели контрастных красок для образа князя Владимира. И неудивительно – к той эпохе обращались во времена исторического выбора, в поворотные времена. А образ правителя (правительства, правления) – это и образ нас самих. Народ в лидерах видит себя – и в плюсах, и в минусах, и во взыскуемом своём идеале. Тут нельзя не учитывать такую психологическую закономерность: мы склонны не слишком замечать в других людях те достоинства, которыми и сами, по видимости, обладаем, зато склонны преувеличивать в других свойственные и нам недостатки (принцип «соринки в чужом глазу»).
Здесь стоит напомнить формулу-клятву, освящённую веками христианской Руси, – держать княжение грозно и строго, грозно и справедливо, грозно и кротко, что означало одно и то же: праведный суд и политику. Эти слова произносили князья, призывавшиеся на службу в Господин Великий Новгород. Их напоминал в посланиях Курбскому царь Иван Васильевич, прозванный впоследствии «Грозным» – словом из этого именно ряда. И в образе правителя и правления нам недостаёт то кротости и справедливости, то грозности.
Нашему историческому сознанию при этом льстят большие величины – гении, злодеи, падшие ангелы, раскаявшиеся грешники. Эти черты летописцы находили и в образе князя Владимира. А в ХVII–ХVIII веках традиционалисты, консерваторы, староверы в особенности, прямо узнавали Антихриста в царе Алексее Михайловиче, а затем в Петре Алексеевиче. Вообще-то тут видится и некая гордыня – уверенность, что главные события мировой истории, Конец Света и Суд Божий, – вершиться будут именно в жизни этого поколения и прямо здесь, на Москве.
Нам неизбывно хочется иметь великую, и величайшую даже, историю. И исторических личностей наших мы невольно стремимся писать в житийных категориях – как подвижников или как демонов, бесов. И роль личности в истории мы не можем не преувеличивать (сами же индивидуалисты и себялюбы). Летописцы, рисуя образ Владимира-правителя, подчёркивали, что он во всех делах советовался со своей старшей дружиной. И заметим, так в летописи получается, что какие-то конфликты – разногласия с непременным нахождением правильного их разрешения – возникали у великого князя именно с дружиной и с епископами, то есть в правительстве, а не с подданными.
В этом смысле я бы даже предложил такую формулу: правитель – человек подневольный. Каким бы самодержцем, самовластцем он ни казался. Заложник времени, обстоятельств, правительствующего окружения и – народа. Государю непременно свойственны «психологические комплексы»: комплекс политического наследника прежнего успешного правителя или комплекс государя, обречённого на преобразования; или послушного следователя Промыслу; комплекс мировой величины или национального героя, «отца народа». Всё это может сочетаться в одном и том же правлении, но определяющим становится то одно, то другое.
И «психологический комплекс» может быть выражен как высокое чувство ответственности, а может доходить до патологии. Вот, например, как пытался понять тему правительства архимандрит Иоанн (Экономцев) в своих рассуждениях об имперской идее в России: «Личная роль Петра в осуществлении реформ, связанных с его именем, весьма велика, и, тем не менее, переоценивать её не следует. Враждебная личностному началу, имперская идеология измалывает в своих жерновах и личность монарха. Наделённый неограниченной властью, правом казнить и миловать без суда и следствия, он вместе с тем оказывался рабом собственной власти, таким же «колёсиком» и «винтиком» в механизме империи, как и чиновники правительственного аппарата, «чернорабочим», служителем «общего блага». Происходила неизбежная десакрализация и в определённой степени деперсонализация власти правителя государства. Неудивительно, что исследователи, изучая вопрос о том, кто является инициатором тех или иных петровских реформ (сам император или его сподвижники), во многих случаях не находят концов». «Реформы диктовала безликая и абстрактная, но вместе с тем реальная и могущественная административно- командная система», – заключает архимандрит Иоанн в понятиях новейших времён.
И что же, если так? Безликое колесо реформ катится по одному из выбранных путей. Как выбранному? По уже обкатанному где-то. Или по беспримерно отчаянному. Катится, пробуксовывает, что-то давит, ломается само… А «колёсики» и «винтики» безответственны, даже если и чувствуют, что движение идёт не туда и не так… А по-другому? По-другому – правление должно иметь лица. И как совместить индивидуальности и огромную страну?.. Могут ли политики быть мудрыми? Так стоит вопрос сегодня во всём мире. Так его история перед нами ставила и ставит. Мудрый правитель думает о последствиях, а не о победе только. Победы – испытания для политиков. Жесточайшие. И не только великие победы, которые всегда даются великой ценой. Но и любые достижения. Даже стабильность, данная на некое время.
О пользе «последних времён»
«Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий», в 1938 году, в Париже – от имени Владимирского Юбилейного Комитета при управлении митрополита православных русских церквей в Европе в связи с 950-летием Крещения Руси – выходит отдельным изданием работа историка и богослова А. В. Карташёва «Святой великий князь Владимир – отец русской культуры». О социальных программах князя Владимира Карташёв пишет: «Можно себе представить, как должен был поразить воображение языческого народа этот неслыханный опыт – во всём государстве утолить всякую нужду! Какая пертурбация должна была произойти в системе государственного хозяйства и финансов! Недаром предания и былины запомнили щедроты «ласкового князя – Красного Солнышка». «Твои бо щедрость и милостыни, – говорит митрополит Иларион, – и ныне в человецех поминаемы суть»…
В наши дни апокалиптических искушений мира и русской массы властью, хлебом и чудесами техники пред Русской Церковью во всей неотвратимости встал мировой социальный вопрос со всеми его соблазнами. Креститель наш дал нам пример, как вести себя на этом труднейшем пути. Христианский народ, христианские деятели, христианская власть прежде всего должны сделать всё возможное для проведения во все стороны жизни нации заветов любви евангельской, организовать дело христианского братолюбия на уровне современной нам социальной техники. Но народ и власть могут праведно осуществить это дело только в меру данности любви Христовой в сердцах самих творцов и исполнителей. Без этого духовного, благодатного основания одна механика добра превращается в бессильное, фальшивое и злое дело. Христианское социальное делание может быть только внутренне свободным».
Современные историки, однако, если не считают хвалы социальным программам Владимира слишком преувеличенными, обращают внимание на их осознанную вынужденность, необходимость (что можно понимать и как «внутреннюю свободу»). «Это действительно было время консолидации русского общества, его государственного обустройства, но вместе с тем и ломки старого, привычного… Княжеская власть, а затем и Церковь, всё в большей степени вмешивались во внутреннюю жизнь славянского мира; появлявшийся государственный аппарат нуждался во всё больших средствах для своего функционирования; грандиозные замыслы князя требовали всё больших материальных затрат и, главное, «воев» – а и то, и другое могла дать только община» (А. Ю. Карпов. Владимир Святой. М., 1997). Обустройство южных пределов Руси – строительство новых городов, крепостей и торгово-промышленных центров, тоже требовало людей, населения, оно приводилось из Руси Залесской и Новгородской. «Не случайно, – подчёркивает Карпов, – в источниках, повествующих о временах Владимира, всё чаще мелькают «нищие и убогие», «алчущие и жаждущие», «должники» и «работные»…». И власть поднимала их.
Рубеж Х–ХI веков отмечен в зарубежных и наших хрониках и природными бедствиями, и «мором». И здесь нельзя не вспомнить, как в Повести временных лет завершается так называемая «Речь философа», краткое изложение Священной истории миссионером-греком ещё не крестившемуся Владимиру: рассказав о Судном дне, «философ показал Владимиру завесу, на которой изображено было судилище Господне».
Около 1000 года, а затем около 1033 (тысячелетие Страстей Христовых) апокалиптические ожидания действительно ощущались в крещёном мире. Но вот что ценно. И в Европе, и на новокрещённой Руси Владимира и Ярослава это время огромного строительства – городского, храмового. «Можно сказать, что весь мир стряхивал с себя ветхие одежды, и облачался в белые ризы церквей» (французский хронист Рауль Глабер). Люди не бросали свои пашни и мастерские, как изображали задним числом романтические историки. Напротив, это был встречный полёт ввысь, к горнему.
Такие же свидетельства об ожидании последних времён и Судного дня – благодатно культурные – мы видим от конца ХV века (7000 лет от Сотворения Мира), от второй половины ХVI (7077), второй половины ХVII (1666). По государям это – времена Ивана III, Ивана IV, Алексея Михайловича. Двое первых остались в памяти поколений как Грозные, третий вошёл в историю как Тишайший (прозвание скорее желаемое, чем объективное). По духовным пастырям – это Иосиф Волоцкий и Нил Сорский; митрополиты Макарий и Филипп Колычев; Никон и Аввакум. Какие разные лица! И все – поистине творцы русской цивилизации.
А сколь знаково зодчество этих времён! Успенский собор в Московском Кремле, державное воплощение образа древнего Успенского собора во Владимире, – живая память, преемственность. Троицкий обетный храм на Красной площади, он же собор Покрова Богородицы, а по народному имени – Василий Блаженный: образ единой, многоцветной России. И радостное «нарышкинское барокко» предпетровских времён: и впрямь барокко, но совершенно русское… При том, что трагедий, бедствий и внутренних противостояний в те «последние времена» хватало.
В последующие века мистическое обращение к календарю не проявлялось. Но мировые цивилизации предчувствовали, ощущали и формулировали скорое наступление то «золотого века», то глобальных потрясений. Об «апокалиптических искушениях мира» говорит перед Второй мировой войной А. В. Карташёв, обращаясь за жизненным деятельностным примером к образу Святого Владимира. И о чём идёт речь (и о том же пишут и яростно спорят все философы Русского Зарубежья) – о созидании русской цивилизации! С «новыми людьми», которые проявились в России, и с наследованием достигнутого прежде.
Но одно совершенно непонятно было, хотя того хотелось: как не взять с собой в будущее то, что и в прошлом оставило худую память, – насилие, поборы, благожелательные лозунги вместо мудрого ведения дел, «заговаривание проблем» – всё это копилось веками. Как «отряхнуть этот прах», и сейчас непонятно. И дурное наследие продолжает жить.
Когда обращаются за идеалами к нашему славному прошлому, когда сопереживают временам великого князя Владимира, то часто указывают (вслед за летописцами): духовное строительство державы, преображение он начинал с себя. Пример, конечно, достойный. И подобных властей предержащих хотелось бы дождаться. Может быть, и дождёмся таких. Но только «они» – это «мы». И начинать с себя – стало быть, общее правило.
Нынешние счисления годов не содержат сакральных цифр. Да и сказано в Новом Завете, что о дне том и часе последнем никто не знает. А вот глобальные вызовы всем видны, и ответить на них можно только подвижнически, только совокупным личностным проявлением веры и «освобождённой энергии масс». А там – суди, Судия!
Источник: журнал “Наука и религия” №1 2016г.