«Подобно резцу скульптора энергия солнечного луча творит лик и образ органической жизни на земле».
А.Л. Чижевский
В сентябре 1939 года в Нью-Йорке состоялся I Международный конгресс по биологической физике и космической биологии, на котором советский ученый Александр Леонидович Чижевский был избран почетным президентом, и за многогранную научную и художественно-литературную деятельность его называли «Леонардо да Винчи XX века».
Избран заочно — за границу его не выпустили. Обосновано это решение было не столько веско, сколько многословно, но суть можно передать в нескольких словах: «За невосторженный образ мыслей». Хотя и это было спорно, но спорить Чижевский никогда не любил — у него хватало других дел и увлечений.
Удивительно: хотя многие знают о «люстре Чижевского», некоторые даже видели её воочию, а кое-кто испытал ее действие на себе и окружающих, а вот изобретателя забыли. И это тем более странно и нелепо, что пресловутое изобретение было капелькой в океане научной деятельности Александра Леонидовича.
Его жизнь была целиком отдана науке. Причем не в одной конкретной области, а в… Знаете, трудно сосчитать. Достаточно сказать, что к сорока с небольшим годам Чижевского избрали почетным президентом I Международного конгресса по биофизике, он также был действительным членом 18 академий мира, почетным профессором университетов Европы, Америки, Азии.
А в СССР его статус был совсем иным. Но давайте попробуем обо всем по порядку.
Зимой 1897 года в городке Цехановце, Гродненской губернии (сейчас Подляское воеводство, Польша) в семье военного-артиллериста Леонида Васильевича Чижевского и его жены Надежды Александровны (урожденной Невиандт), родился сын Александр. Его отец был известен в русской армии как изобретатель командирского угломера для стрельбы с закрытых позиций и прибора для разрушения проволочных заграждений.
Эти гены легли в основу натуры будущего великого (давайте все-таки не бояться этого слова) ученого, который многократно превзошел талантливого отца в научных достижениях.
Трудно сказать, что Чижевский унаследовал от матери, поскольку известно о ней крайне мало, она скончалась, когда единственному сыну было чуть больше года. Возможно, поэтический талант. Возможно, необыкновенная музыкальность. Возможно, очевидные способности к живописи. Так или иначе, во всех этих областях Александр Леонидович себя достаточно успешно реализовал, хотя был, в первую очередь, учёным.
Воспитывали осиротевшего мальчика бабушка и тетя — родная сестра отца. Александр получил разностороннее домашнее образование (изучал иностранные языки, историю, учился музыке). Денег на преподавателей не жалели, благо средства позволяли. Если чего и не хватало, то отцовского внимания, но Леонид Васильевич был слишком занят своей службой и новыми изобретениями. Это отношение к семейной жизни полностью передалось сыну, что ярко сказалось впоследствии.
Однако именно отец настоял на том, чтобы одаренный — а в этом сомнений ни у кого не было — мальчик продолжил свое образование… в Парижской академии художеств у ученика знаменитого импрессиониста Э. Дега — Нодье Гюстава. Правда, продолжалось это недолго.
В связи с новым назначением отца и переездом семьи в крепость Зегрж (Польша) Александр поступил в шестой класс частного реального училища в Калуге и за год с небольшим прошел полный курс. К этому времени он уже свободно владел французским, немецким, английским и итальянским языками, которые выучил практически самостоятельно и с невероятной легкостью, поражавшей окружающих.
В 1910 году, когда ему было 13 лет, над Россией появилась комета Галлея. Ей суждено было разграничить два увлечения Александра: искусство, литература и поэзия навсегда теперь остались лишь его хобби. Жизнь он посвятил изучению небесных светил.
Александр ещё дома занимался новаторскими исследованиями в области гелиобиологии, в течение трёх лет ставил первые опыты по воздействию отрицательно ионизированного воздуха на живые организмы (аэроионификация). Его опытные исследования дали четкий результат: положительно заряженные ионы воздуха негативно влияют на живые организмы, а отрицательно заряженные, напротив, производят благотворное действие.
Сенсация, которую, как всегда было у Чижевского, практически никто не оценил и не заметил. Но ему удалось впоследствии оформить авторское свидетельство на свой аэроионизатор для получения легких аэроионов, который широко известен как «люстра Чижевского».
В июле 1915 года Александр был принят действительным слушателем в Московский коммерческий институт (МКИ), а в сентябре того же года вольнослушателем в Московский археологический институт.
И вдруг — резкий поворот в судьбе, казалось бы, определенной: уход добровольцем на фронт во второй половине 1916 года. Так ему повелела его кровь — большинство дворян Чижевских или воевали, или всю свою жизнь посвящали армии. Каждый первый — георгиевский кавалер! Один только прадед молодого ученого — Никита Чижевский — воевал рука об руку с Суворовым и Кутузовым, ранен был с полсотни раз, а дожил в итоге до 111 лет. На отдаленных ветвях генеалогического древа рода отыскался даже великий адмирал Нахимов! К предкам своим Чижевский относился с большим благоговением: — Во мне, в моем теле, в моей душе — психике, в моем темпераменте все они, мои предки, живут и по сей час, — объяснял он свой поступок в своей автобиографии.
В мае-сентябре 1917 года он участвовал в боях в Галиции. Получил легкое ранение, контузию, и ему пришлось демобилизоваться. А дальше начались чудеса, которых в жизни Чижевского было предостаточно. За один год (1917) он блестяще окончил Московский археологический институт. И не только. В мае того же года защитил диссертацию на тему «Русская лирика ХVIII века» (М.В. Ломоносов), а в декабре защитил диссертацию «Эволюция физико-математических наук в древнем мире» на степень магистра всеобщей истории.
Сенсация для научного мира любой страны, а вот в России в то время было не до научных изысков. Революция переворачивала жизнь общества, но молодой ученый её как бы и не замечал, политикой Александр Леонидович не интересовался совершенно, в отличие от подавляющего большинства своих сверстников. Его занимали совсем другие вещи. В 1918 году он представил на историко-филологический факультет Московского университета и защитил диссертацию на степень доктора всеобщей истории «Исследование периодичности всемирно-исторического процесса», которая спустя шесть лет была изложена в книге «Физические факторы исторического процесса».
Теория Чижевского выражалась в следующем: он заметил, что циклы солнечной активности проявляют себя в биосфере, изменяя все жизненные процессы, начиная от урожайности и кончая заболеваемостью и психической настроенностью человечества. А это, в свою очередь, отражается на конкретных исторических событиях — политико-экономических кризисах, войнах, восстаниях, революциях и тому подобном. Одним словом, Александр Леонидович ясно и доходчиво изложил те положения, до которых современная наука дошла чуть ли не сто лет спустя. Это сейчас пристально наблюдают за солнечной активностью и магнитными бурями, но связывают их преимущественно с природными катаклизмами и состоянием здоровья людей.
Чижевский мыслил гораздо шире и масштабнее, но… оставался практически незамеченным тогдашней научной средой. Не говоря уже про обыкновенных людей. Буря разразилась в 1924 году, когда он издал свою диссертацию «Физические факторы исторического процесса» в виде книги. Знание многих иностранных языков, в том числе и древних, пришлось как нельзя кстати: Александр Леонидович ради полноты статистических выкладок изучил данные за два с половиной тысячелетия! Что представляет собою Солнце для современного человечества? — задавался вопросом молодой ученый. — Не более как явление природы, подобное многим другим! Не тем оно было для наших предков…
Солнце было для них мощным богом, дарующим жизнь, светлым гением, возбуждающим умы. Вся мифология древних проникнута слепящей символикой солнечного луча! Интуиция наших предков привела их к тому же заключению, что и завоевания науки!
Выводы Чижевского статистически просты: 60% исторических событий с участием больших масс людей за двадцать пять изученных веков приходилось на годы максимума солнечной активности, и лишь 5% — на годы минимума. Общественность поняла выводы ученого чересчур просто: мол, Солнце заставляет нас совершать те или иные поступки.
Биограф Чижевского Виктор Ягодинский так объясняет содержание первой серьезной работы ученого: «Чижевский согласится, что Солнце не решает ни общественных, ни экономических вопросов, но в биологическую жизнь планеты оно, безусловно, вмешивается очень активно». Иначе говоря, Солнце не принуждает нас делать именно то-то и то-то, но оно катализирует нашу деятельность за счет изменений психофизиологического фона организма. Природа — естественная предпосылка человеческой истории.
На ученого буквально обрушилось цунами. Чижевский вспоминал: «Сразу же ушаты помоев были вылиты на мою голову. Были опубликованы статьи, направленные против моих работ. Я получил кличку «солнцепоклонника» — ну, это еще куда ни шло, но и «мракобеса». Если бы не помощь и поддержка Циолковского, который опубликовал положительный отклик о представленной работе, с Чижевским как учёным было бы покончено уже тогда.
После защиты диссертации с 1917 по 1922 год Чижевский состоял старшим научным сотрудником, действительным членом института и профессором Московского археологического института. Но этого ему было мало. Профессор продолжал учиться — на сей раз на физико-математическом (по естественно-математическому отделению) и медицинском факультетах Московского университета в качестве вольнослушателя. «Знаний много не бывает», — то ли в шутку, то ли всерьез объяснял он свое экстравагантное по всем меркам поведение.
За что он ни брался, везде достигал в короткое время уровня профессионала если не в технике, то в неподражаемой оригинальности исполнения. За что собратья-ученые с завидным постоянством называли его шарлатаном. Слова «гениальность», «неординарность», «сверходаренность» употреблялись в основном иностранной прессой, что потом — и неудивительно! — аукнулось Чижевскому в полной мере.
Но это случилось годами позже. А пока молодой ученый с головой погрузился в любимое занятие — работу. С 1922 по 1923 год он был внештатным научным консультантом Института физики и биофизики Наркомздрава СССР, а с 1923 по 1926 год — главным экспертом по вопросам медицины и биологии и членом технического совета Ассоциации изобретателей.
У него не было свободного времени, но каким-то чудом случались встречи и занимательнейшие беседы с известными литераторами: Л.Н. Андреевым, А.И. Куприным, А.Н. Толстым, И. Северяниным, С.А. Есениным, В.В. Маяковским, И.А. Буниным, М. Горьким, В.Я. Брюсовым. И в этих кругах он тоже был своим, но… как бы невидимкой. Хотя литературное творчество удавалось ему не хуже, чем большинству признанных мэтров. Он с детства писал стихи. В Калуге были изданы первые сборники (и единственные прижизненные) стихотворений Чижевского (1915, 1919), проект «Академия Поэзии» (1918). Следующий поэтический сборник увидел свет более чем через 20 лет после смерти ученого — в 1987 году, затем в 1992, 1996, 1998, 2013 годах. Но и эти издания остались почти незамеченными. Судьба словно смеялась над ним.
Немного любит тот, кто любит меру,
Рассчитывает каждый поцелуй,
Кто страсти пыл готов принять на веру,
Но не коснись, не требуй, не тоскуй.
Как осторожен тот, кто мало любит,
Соизмеряет ласки и слова.
Пародия любви его осудит:
Он лжет любви и любит ли едва?
Любовь — вне меры: пламень вдохновенный
Охватит душу и сожжет дотла.
Но как измерить глубину Вселенной?
Но как зажечь потухшие тела?
Хотя… В начале 1920-х годов по рекомендации А.В. Луначарского Александр Леонидович был назначен инструктором литературного отдела Наркомпроса, затем избран председателем Калужского губернского союза поэтов. Посещал литературный салон А.И. Хольмберг (внучки Л.Н. Толстого) и музыкальные вечера Т.Ф. Достоевской (внучатой племянницы Ф.М. Достоевского).
Свой среди чужих, чужой среди своих… А ещё у него был незаурядный дар художника-пейзажиста. Известно, что только в Калуге он написал более 100 картин, которые продавал, а средства от продажи шли на проведение научных опытов. Где сейчас эти картины, и кто слышал о художнике Чижевском?
Еще в 1914 году в Калуге Чижевский близко познакомился с К.Э. Циолковским, который сыграл большую роль в становлении молодого ученого, в выработке его мировоззрения. Дружба ученых длилась более 20 лет. Циолковский поддерживал идеи младшего друга по гелиобиологии и эксперименты по аэроионификации. Циолковский в Калуге преподавал физику, алгебру и геометрию, успел уже издать с полсотни научных работ, писал научно-фантастические рассказы и высказал мысль, что человек во Вселенной может оказаться не одинок.
— Как вы думаете, — спросил Чижевский у Циолковского во время первой их приватной встречи, — могут ли циклы солнечной активности влиять на мир растений, животных и даже человека? — Было бы совершенно непонятно, если бы это было не так, — ответил Циолковский.
Чижевский содействовал утверждению мирового приоритета Циолковского в области космонавтики и ракетодинамики, переиздав в 1924 году его работу «Исследование мировых пространств реактивными приборами» (под новым названием «Ракета в космическом пространстве») и разослав её зарубежным учёным и научным обществам. В марте 1926 года Александр Леонидович окончательно перебрался в Москву, но до середины 1930-х годов периодически приезжал в Калугу к родным и к Циолковскому.
Об экспериментах ученого каким-то образом узнал Максим Горький, а от него — нобелевский лауреат в области химии Сванте Аррениус. Тот написал Чижевскому письмо, которое привело ученого в восторг: «Вы экспериментально доказали факт биологического действия ионов воздуха на человеческий организм, на природу — этот факт, бесспорно, имеет огромное значение для науки, этот факт открывает большие перспективы для развития научной мысли».
Аррениус пригласил ученого в Стокгольм — работать вместе. Луначарский дал добро на выезд, но поездку отменили всего за два дня из-за неправильно оформленного свидетельства об ученой степени в нужной сфере. Вместо Стокгольма и работы с лучшими учеными планеты Чижевский получил… удостоверение инструктора литотдела Наркомпроса. Впрочем, он давно уже привык к тому, что жизнь его наполнена самыми невероятными парадоксами.
И все-таки к началу 1930-х годов Чижевский уже имел обширные связи с видными учеными мира (Ф. Нансен, Ш. Рише, А. д’Арсонваль и другие). Его приглашали для чтения лекций в Париж и Нью-Йорк, выдвигали в почетные академики, его работам в области гелиобиологии и аэроионизации придавалось большое значение, предлагали купить патент на его работы по аэроионификации. От последнего ученый решительно отказался, передав свое изобретение «в полное распоряжение Правительства СССР». Благодарность была, мягко говоря, слабой, если вообще была.
С 1924 по 1931 год Чижевский состоял старшим научным сотрудником (в звании профессора) в практической лаборатории зоопсихологии Главнауки Наркомпроса РСФСР. Здесь он ставил опыты по биологическому и физиологическому воздействию аэроионов на животных. В 1927 году в лаборатории, наконец, прошли испытания электроэффлювиальной люстры. И прошли, что не характерно, успешно.
Как результат, с 1930 по 1936 год Чижевский был директором созданной Центральной научно-исследовательской лаборатории ионификации (ЦНИЛИ) Академии сельскохозяйственных наук им. В.И. Ленина. В исследованиях ЦНИЛИ участвовало 50 научных сотрудников, её труды, вышедшие в Воронеже, составили 2 тома (1-й и 3-й), которые переводились на ряд иностранных языков.
Однако опыты ЦНИЛИ были жестко раскритикованы, и основную роль в этом сыграл директор Всесоюзного Института животноводства Б.М. Завадовский. С момента организации ЦНИЛИ он создавал различные комиссии, деятельность которых завершалась буквально погромами, публиковал в газете «Правда» статьи, порочащие идеи Чижевского (например, в 1935 году в статье «Враг под маской учёного» автор прямо обвинял Чижевского в контрреволюции, называл «носителем антисоветских идей» и «врагом под маской учёного»). В итоге в январе 1935 года запретили издание и распространение работ под редакцией Чижевского, а через полтора года ЦНИЛИ вообще распустили.
Только в конце 1938 года Чижевский был вновь приглашен на работу в качестве… научного руководителя по аэроионификации Дворца Советов. «Враг под маской учёного» оказался необходим для реализации грандиозных планов партии и правительства. Парадокс, который, однако, никого не удивлял: все мало-мальски талантливые ученые работали под дамокловым мечом клейма «врага народа», как бы много он для этого народа ни делал.
В 1939–1941 годах Чижевский возглавил две лаборатории по аэроионификации (одна — на кафедре общей и экспериментальной гигиены в 3-м Московском государственном медицинском институте, другая — в Ленинградском государственном педагогическом институте) при Управлении строительства Дворца Советов Совнаркома СССР.
При этом звание академика присваивалось другим, заслуги которых были, мягко говоря, сомнительны. Зато они умели говорить и писать правильные слова и знали, кому их адресовать. И ещё — умели пристально следить за успехами других.
Чижевский издал целый ряд научных статей о влиянии солнечной активности. Редактором этих статей выступил первый нарком здравоохранения Семашко. Несмотря на это, постоянно предпринимались попытки дискредитировать Чижевского в глазах Сталина и подставить его под каток репрессий, который в то время набирал обороты. Сталину доносили на Чижевского, намекали на контрреволюционный и ненаучный характер его деятельности. Упор делался на то, что лженаучные изыскания Чижевского бросают тень на советскую науку.
Вопрос об авторитете советской науки в мире для Сталина был не на последнем месте, поэтому он вызвал к себе Семашко и потребовал объяснений. Семашко, насколько это было возможно, изложил суть сделанных Чижевским научных открытий и возможностей, которые открывались через них в медицине, сельском хозяйстве. Неизвестно, говорил ли Семашко Сталину о том, что открытие Чижевского позволяет предположить, что мир в скором времени ожидают сильные потрясения, такие, как мировая война. Как бы там ни было, но Чижевского на время оставили в покое и дали возможность работать.
Незадолго до начала войны Александра Леонидовича пригласили в Америку читать лекции. Резолюция — отказать, как политически неблагонадежному. От имени Международного конгресса по науке в Нобелевский комитет был направлен меморандум о научных трудах советского ученого, но отношение властей к нему было таким, что и из этой попытки ничего не вышло. В меморандуме давалась высокая оценка трудов Чижевского, и именно там прозвучало о нем как о «Леонардо да Винчи XX века».
Его пригласили на беседу по этому поводу и, дабы не поднимать шума и не выносить сор из избы, предложили самому отказаться от выдвижения, сославшись на туманные «этические мотивы». Александр Леонидович согласился. Но это не спасло его — маховик ненависти был уже запущен. Враги могли торжествовать — и торжествовали. Их заветная мечта исполнилась после начала Великой Отечественной войны. В 1941 году Чижевский вместе с семьей эвакуировался в Челябинск, где и был арестован. 22 января 1942 года он был осужден по статье 58, пункту 10 и отбыл 8 лет заключения на Северном Урале, в Подмосковье и в Казахстане.
Семью не тронули, что само по себе удивительно. Хотя… Чижевский был женат четыре раза — любое более или менее серьезное увлечение завершалось браком. Правда, скорее на бумаге, чем в жизни. Первой женой была некая Самсонова Ирина Александровна, которая родила ему дочь. Больше ничего конкретного неизвестно, кроме того, что Чижевский вообще не общался с женой и ни разу не видел дочку. Второй женой в 1931 году стала секретарь Уголка Дурова Рощина Татьяна Сергеевна. Официально они развелись в 1951 году, но и до этого не слишком много времени провели вместе. О третьей жене ничего не известно, кроме одной записи — «Справка-заявление о квартире» от 1 февраля 1960 года: «Прошу о предоставлении мне с семьей отдельной квартиры в три комнаты в одном из центральных районов Москвы. Семейное положение: «Я и жена Таранец Анна Михайловна 48 лет».
По-видимому, просьба была удовлетворена: Чижевский переселился в Москву с научным архивом, библиотекой и… четвертой женой, Ниной Вадимовной Энгельгардт. Вот о ней кое-что известно. Происходила она из дворянского рода Энгельгардтов, в 1924 году была арестована при попытке нелегально покинуть СССР и провела много лет в ссылке в Казахстане, где и познакомилась с Чижевским. Детей в этом браке тоже не было.
Так что о личной жизни ученого известно совсем мало: она была, но как-то в стороне от основной жизни, заполненной наукой и творчеством. Даже арест фактически ничего не изменил: Чижевский по-прежнему жил в своем собственном мире, куда никому не было доступа. Он и в лагере оставался учёным, найдя спасение в науке, даже ухитрился лагерную медицинскую лабораторию превратить в научную и на её базе и при её скромных возможностях проводить сложнейшие научные исследования.
В Карлаге Чижевскому разрешили создать кабинет аэроионификации, заниматься электрическими проблемами крови. Под его руководством над математическими рас-четами по исследованию крови работали видные ученые-узники. Изучая кровь и процессы, связанные с ее циркуляцией, Чижевский установил взаимосвязь циркуляции крови с окружающей средой и электрическими процессами в организме. Никто не мог понять, как ему это удалось! Зато об этом знал великий Фарадей, который сказал как-то: «Настоящий учёный сможет провести эксперимент, соорудив прибор из палочек, верёвочек и собственной слюны».
Когда вышел срок заключения, Чижевский написал прошение на имя лагерного начальства с просьбой… дать возможность довести начатые эксперименты. Его назвали сумасшедшим, но разрешение дали. Это, пожалуй, первый и единственный случай в истории лагерей, когда отбывший срок заключенный добровольно остался в месте заключения. Именно после этого поступка за Александром Леонидовичем прочно закрепилась репутация «не от мира сего». И, возможно, спасла его от новых репрессий.
В Карлаге Чижевский сделал фундаментальное открытие — структурно-системную организованность движущейся крови. После освобождения в январе 1950 года он был отправлен на поселение в Караганду, а когда через четыре года его освободили от поселения, продолжал жить почти на прежнем месте, только каким-то чудом получил двухкомнатную квартиру.
В Караганде Чижевский работал в качестве консультанта по вопросам аэроионотерапии, заведующим лабораторией структурного анализа крови и динамической гематологии в клинической больнице, лабораторией Карагандинского областного онкологического диспансера и научным консультантом в Карагандинском научно-исследовательском угольном институте. Известно также, что этот институт собирался номинировать Чижевского за его работу «Электро-статическое распыление лакокрасочных материалов и окраска изделий в электрическом поле» на соискание Ленинской премии. Но этому также не суждено было случиться. Путаница с присуждением премии возникла из-за его однофамильца, металлурга и коксохимика, академика АН СССР Николая Чижевского.
Несостоявшийся лауреат трех престижнейших премий обратил внимания на очередную неудачу не больше, чем на перемену погоды. Ему это действительно было безразлично, главное, чтоб не мешали заниматься любимым делом.
«Катись, катись, родимая телега,
По древней, по проселочной дороге.
С небес следит мерцающая Вега,
А мысли тонут в бесконечном Боге.
И вдруг душа, озлобясь, негодует
На этот мир…
Но, исходя в томленье,
Вновь остывает…
Свежий ветер дует
Навстречу мне!
О, сладко примиренье!»
Вернувшись в Москву, он работал в «Союзсантехнике» консультантом по вопросам аэроионотерапии и научным руководителем лаборатории, а в 1961 году стал заместителем начальника в области аэроионизации научно-исследовательской лаборатории по ионизации и кондиционированию воздуха. Были, наконец, обнародованы труды Чижевского по аэроионификации и по структурному анализу движущейся крови, над которыми ученый работал в Карлаге и Караганде. В 1962 году его частично реабилитировали (полностью — посмертно).
К сожалению, только «люстра Чижевского» получила широкое распространение и стала «визитной карточкой» ученого, который оформил авторское свидетельство на свое изобретение, навсегда закрепив его за собой в 1939 году. Кто знает, помедли он с оформлением авторства ещё несколько лет, и об удивительном приборе мы бы узнали как об изобретении какого-нибудь англичанина или американца. Многие страны пытались сделать аналогичный прибор. Дальше всех продвинулся в этом направлении немецкий «Симменс». Прибор они сделали, но он был настолько маломощен в отличие от того, который запатентовал Чижевский, что смысла в его использовании не увидели ни на производстве, ни те, кто пытался с его помощью оздоровиться. Зато результаты испытаний «люстры Чижевского» были потрясающими. Все врачи рекомендовали этот прибор для скорейшей реабилитации пациентов, считали его незаменимым помощником. Достаточно сказать, что всемирно известный онкоцентр имени Блохина был полностью оснащен этим удивительным прибором, и врачи постоянно убеждаются в эффективности действия «люстры» на пациентов.
В последние годы жизни Чижевский много работал над воспоминаниями о годах дружбы с К.Э. Циолковским. В начале 1960-х годов несколько раз бывал в Калуге у дочери Циолковского — Марии Константиновны Циолковской-Костиной, между ними велась оживленная переписка, к сожалению, сохранившаяся лишь фрагментарно.
Александр Леонидович Чижевский умер 20 декабря 1964 года в Москве и был похоронен на Пятницком кладбище. Эта утрата прошла для общественности практически незамеченной — так, парочка маленьких некрологов в не слишком значительных изданиях.
В 1965 году по инициативе Академии наук СССР была организована и проведена работа по изучению архивов ученого и создана специальная комиссия, которая принципиально подтвердила научное значение многих направлений исследования Чижевского и тем самым вернула его имя в мир российской науки. Правда, посмертно.
Невероятно разносторонний и не очень удобный Чижевский не был ни диссидентом, ни настоящим «советским учёным», а его труды на стыке разных знаний всегда были уязвимы для критики. Сейчас вспоминают пророчества Нострадамуса, Ванги, которые предсказывали многие катаклизмы и беды на планете Земля. Кто-то верит, кто-то крутит пальцем у виска. Может, настало время заново переосмыслить научные догадки и открытия Чижевского и по-новому взглянуть на нашу действительность, в том числе и на перспективы ситуации с коронавирусом?
Источник: журнал «Смена» №11 2020г.
